Рассказы

Беру ее под руку, а сам боюсь того, что сейчас она презрительно скривится и ответит что-нибудь вроде «Плати и трахай, а мозги мне засирать нечего…»

Но девушка покорно идет, влеченая мной, в сторону от компании и опускает голову вниз, слыша сальные смешки сзади. Смешки направлены не на меня и даже не на нее, а на действия, которые, как предполагается, мы должны совершить. Но я не собираюсь делать ничего такого, мне даже немного страшно от всего этого. Я не представляю, как с этим ребенком можно делать ЭТО.

Сажусь на клумбу там же, где несколько часов назад я разговаривал с Олегом и хлопаю рукой по камню.

— Садись.

Настя подчиняется. Сев, она сразу же пытается натянуть платье до коленок… Шлюхи так себя не ведут.

Если это не игра.

Дурацкая ситуация. Не могу понять, зачем мне нужны эти разговоры, для чего я сейчас буду лезть к ней душу. Это ведь не просто любопытство. Чем-то напоминаю сам себе вампира, высасывающего из глубины души самое сокровенное. А, может, я хочу убедить себя, что у меня все не так уж и плохо, раз рядом есть еще хуже?

Я закуриваю сигарету — мне не хочется курить, но мне нужна пауза, чтобы сформировать тот вопрос, который я хочу задать. Давно я уже так не волновался. И все-таки я начинаю издалека.

— Давно?

— Что давно? — переспрашивает Настя.

— Торчишь давно?

Она неопределенно пожимает плечами и ничего не отвечает.

— Я никогда не сидел на игле. — говорю я. — Страшно.

— Страшно… — эхом повторяет Настя.

— Бросить никогда не поздно.

Настя смотрит вниз и молчит.

— Сколько тебе лет?

— Какая тебе разница?! — неожиданно резко отвечает Настя. — Боишься, что мусорам сдам? Не бойся, не сдам.

Ее тон передается мне. Я сглатываю слюну и достаю из кармана деньги.

— Сколько чек стоит? — спрашиваю у нее. Я знаю, сколько стоит чек, мне надо, чтобы она сама определила себе цену. В деньгах.

— Мне не нужны деньги. — обрывает она меня, презрительно глядя на разноцветные купюры. — Мне нужен чек. За деньги можешь снять сосок на Гвардейской.

— А ты что, не соска? — зло бросаю я и убираю деньги в карман.

Сейчас она вскочит и уйдет. Плевать!

Но она не уходит. Ее запал куда-то пропадает, она опять смотрит мне в глаза и я вижу в них капельки слез. Но голос не дрожит, она тихо говорит:

— Соска. Но я не беру деньги. Мне нужен чек.

Я смотрю на ее обнаженные руки, на вены… ни одного следа иголки. Это ни о чем не говорит, можно колоть и в ноги, и в шею… Так делают те, которые уже не могут найти вены на руках. Или те, кто хочет скрыть следы. Но наркомана видно сразу: мешки под глазами, пустой взгляд, тягучий говор… признаков много. А ее по идее еще и должно кумарить — уж слишком сильно она хочет получить чек.

— Ты кому чек берешь? — спрашиваю я.

Настя вздрагивает. И молчит.

— Кому чек берешь? — повторяю я.

— Брату.

Она отвечает так тихо, что мне кажется, будто я ослышался и я переспрашиваю.

— Брату. — повторяет Настя и всхлипывает.

— Брат тебя послал сюда, чтобы ты на его кайф работала? — теперь я достаю еще одну сигарету именно из-за желания покурить, которое возникает, несмотря на то, что легкие только что получили свою порцию никотина.

— Он не посылал. Сюда не посылал. Дай сигарету.

Протягиваю ей пачку, она закуривает и, подняв голову, выпускает дым наверх.

— Мне нужен чек. Иначе завтра ему опять будет плохо, а я завтра ему не смогу помочь, мне завтра обязательно надо быть в школе.

— Завтра?

— Завтра. Сегодня он достал себе дозу. Кто-то купил ему просто так один чек сегодня утром.

Словно пазл, мгновенно собравшийся в причудливую картинку, в моем мозгу все сразу становится на свои места.

— Олег? — спрашиваю я.

— Что?

— Брата Олегом зовут?

— Да. — Настя кивает головой и пристально смотрит на меня. — Ты его знаешь?

— Нет. Это я купил ему чек. — я смотрю в сторону и добавляю, — Он сказал, что деньги потом отдаст.

— С чего он будет их отдавать? — Настя горько усмехается. — Ты спроси, когда он в последний раз вообще держал в руках деньги.

— Он сказал, что работает…

— Менеджером?

— Этим, товароведом…

— Ну да. А родители уехали на Кипр отдыхать и забыли оставить деньги?

— Сказал, что в Греции и оставили… — я умолкаю, понимая, что утром мне просто навешали на уши лапшу и развели на дозу. Неприятно, но гораздо более неприятно то, что об этом знаю не только я.

А Настя вздыхает и ровным голосом говорит:

— Нет у нас родителей. Мать умерла давно, отец уехал… года два назад. Олег уже давно квартиру бы продал, но она на отца оформлена. И не работает он нигде, кто его возьмет? Никто с наркоманом связываться не хочет. Кот иногда мне денег дает, чтобы я поесть купила и за свет и газ заплатила, а так…

— А Кот на Социалке живет? — спрашиваю я и Настя опять вздрагивает, только сильнее, и широко открывает глаза.

— Ты… Кот… Не говори ему ничего, пожалуйста. — она хватает меня за руку и умоляюще смотрит на меня. — Если он узнает, что я здесь… Он Олега убьет тогда.

Слезинки с обоих сторон сбегают по щекам и падают на платье. Совсем детское лицо, совсем ребенок, а в глазах страх, пугающий не меньше, чем сама ситуация. Медленно убираю руку и жестко говорю: