Рассказы

Ахилл Дюпон-Марианн шествовал розовый, упитанный, мягкий, с улыбкой на устах и руками, сложенными на животе. На голове у него была бархатная ермолка цвета свежего укропа, облачен он был в халат из гобеленовой ткани, изображавшей сцены лосиной охоты среди ветвей кораллов. По дороге он напевал:

«Просыпайтесь, я пришел Возвестить вам солнечный день.

Открывайте сердца, открывайте двери И скажите мне: «Добрый день!»

В пасмурную погоду он шел под зонтиком и вторую строку четверостишия заменял на такую:

«Возвестить вам дождливый день».

Он заходил в дома, трепал малышей по щекам, делал комплименты матерям, шутил с мужьями и уходил в блаженном настроении. Он возвращался в замок с сердцем, преисполненным тихой музыки. Он получал странное вознаграждение от этих людей, которые благодаря ему жили в комфорте и честности. Он как бы купался в любви, осыпаемый поцелуями. Он плыл в океане безупречной морали. Однако, несмотря на проявленные им чудеса нежности, в век роботов и социальных законов у Ахилла Дюпон-Марианна было ощущение, что он еще не рассчитался со своими подопечными. Стремление к совершенствованию не давало ему покоя.

Он хотел сделать все еще лучше. Он хотел удивить себя самого. Не имея возможности не разорившись устроить счастье всего человечества, он во всю старался улучшить существование тех нескольких сотен человек, которые находились на его попечении. Поселок счастливых людей был его полигоном, где он мог применить всю силу страсти. В один прекрасный день он решил покрасить все дома в поселке в розовый цвет, а в другой – установил карусель посреди улицы, или еще ему захотелось, чтобы все женщины были украшены цветами и чтобы юноши в его присутствии называли их именами цветов. Но вскоре воображение его исчерпалось и он уже не знал, что бы еще придумать, чтобы превзойти все его добрые дела, осуществленные накануне.

Где-то в это время он познакомился с изобретателем Миошем, которому он рассказал о своих страданиях.

Изобретатель Миош уже создал к тому времени немалое количество механизмов, способных совершить переворот в мировой экономике, когда Ахилл Дюпон-Марианн пригласил его в 163 Анри Труайя Филантроп замок, чтобы он установил там гидроэлеватор с переменным периметром. Когда работы были успешно закончены, Ахилл Дюпон-Марианн подружился с ученым и поведал ему, как тяжело удовлетворять его любовь к ближнему. Миош был худосочный коротышка лет сорока. Зрачки, как два мерцающих опала, освещали его крупное лицо морского угря. Как большинство много размышляющих людей, он постоянно грыз ногти и при разговоре выплевывал маленькие кусочки. Поэтому на концах его пальцев блестели крохотные чешуйки, как у креветок. Когда уже нечего было откусывать, он сосал их с не меньшим наслаждением. Выслушав Ахилла Дюпон-Марианна, он стукнул себя по лбу и вскричал:

– Я знаю, как вам помочь!

– Неужели? – вполне понятно удивился филантроп.

– Вы слышали о моем последнем аппарате?

– Нет.

– Неудивительно, потому что я ревниво охранял тайну моих изобретений. А этот аппарат еще не закончен. Но через несколько недель я материализую свою идею. Это механизм, контролирующий сновидения.

– Не вижу, чем бы меня могло заинтересовать это изобретение, – заметил филантроп.

В ответ Миош засмеялся в нос:

– Человеческая жизнь состоит из сна и бодрствования, ночи и дня.

– Согласен, – сказал Дюпон-Марианн, хмуря брови и внимательно слушая.

– Вы сделали все возможное, чтобы улучшить дневную жизнь ваших слуг. И без нанесения существенного ущерба вашему состоянию вы уже не сможете сделать что-то большее. Но есть область, в которой вы можете еще показать свою щедрость: это сон. Все, чего вы не можете им дать в реальной жизни, вы можете с лихвой дать им во сне: богатство, красоту, талант. Днем вы лишь богатый человек, благодеяния которого ограничены счетом в банке. А ночью вы – Бог. Вы изменяете лица, облагораживаете характер, осушаете океаны, стираете с лица земли горы, вы заставляете орла дрожать перед бабочкой и делаете так, что осел летит быстрее пушечного ядра.

– Я смогу делать все это? – растерянно пробормотал филантроп.

– Вы сможете все это делать благодаря моему аппарату, – сказал Миош, выпячивая грудь.

И от гордости он откусил себе целый ноготь.

Ахилл Дюпон-Марианн задумчиво молчал. Разговор происходил в небольшом салоне со стенами, оббитыми сиреневым шелком, за столом, уставленным различными прохладительными напитками За окнами в саду распевали садовники:

«Будем, сестричка, садовничать, Мы не вырастим никогда Слишком много цветов, Чтобы отплатить нашему благодетелю. . . »

Ахилл Дюпон-Марианн задумчиво потеребил подбородок кончиками пальцев и глубоко вздохнул:

– Конечно, – согласился он, – я не могу дать им все, что они заслуживают. А ваш новый аппарат дает неоценимые возможности. Нужно подумать, поразмыслить. . .

Но как раз думать он не любил. К тому же было жарко. Миош выпил стакан ледяного оранжада, вытер усы и сказал:

– Через две недели все будет готово.

– Хорошо, – сказал филантроп. – Лабораторию можете устроить в аппендиксе, рядом с залом флейтистов.