Но он не спешил опускать молоток, шаря глазами по залу. «Что он делает? – переживал Жорж. – Он не имеет права так долго ждать! Картина моя!»
Молоток медленно опускался. Когда он уже почти коснулся стола, кто-то позади Жоржа крикнул:
– Три тысячи триста!
Жорж: задрожал от злости и ответил:
– Три четыреста.
– Пятьсот, – воскликнул неизвестный.
– Шестьсот, – ответил Жорж.
– Семьсот!
– Восемьсот!
– Девятьсот!
Каролина положила руку на руку мужа:
– Жорж, – прошептала она, – подумай!
– О чем?
– Ты говорил мне, что можешь рассчитывать только на три тысячи двести франков.
Это замечание обидело Жоржа, тем более, что оно было справедливо.
– Я знаю, что делаю, – огрызнулся он.
Он кивнул головой, и уполномоченный оценщик объявил:
– Четыре тысячи.
– Четыре двести в глубине зала, – сказал оповеститель.
– Четыре четыреста у меня справа, – сказал мэтр Блеро. – Четыре шестьсот – у мадам.
Четыре семьсот – снова в глубине. . . Восемьсот. . . Девятьсот. . .
Цифры менялись так быстро, что Жорж не успевал их осознать. Сначала у него было четыре или пять, конкурентов. Вскоре осталось только двое. Потом только один, позади него, слева.
– Шесть тысяч, – объявил мэтр Блеро.
Жорж склонил голову. Каролина прошептала:
– Ты с ума сошел?
Но ему казалось, что он никогда еще не был таким нормальным. Сейчас он должен совершить самую выгодную в своей жизни покупку. Но эта картина стоит в два, в три раза больше! Главное – не спасовать. Наступило долгое молчание, и ему снова показалось, будто судьба сжалилась над ним. Но нет, вот у него за спиной кто-то опять набил цену:
– Шесть тысяч двести.
– Шесть триста, – ответил Жорж.
И он обернулся, чтобы посмотреть, осмелится ли на этот раз кто-нибудь предложить больше. На какую-то долю секунды он потерял связь с действительностью. К сердцу подкатил липкий холод. Позади, слева, за три ряда от него сидели двое стариков, которые так его заинтриговали накануне, во время осмотра вещей, выставленных для аукциона.
Старик поднял вверх палец и сказал:
– Шесть тысяч пятьсот.
Жорж встретил его взгляд, напоминавший взгляд хищной птицы. Ему показалось, что его пронзили насквозь.
– Ты видела, кто сидит позади нас? – шепотом спросил он у жены.
– Да, – ответила Каролина.
– Но это же безумие! Они одеты, как нищие, и могут платить такие деньги за картину!
– Шесть тысяч пятьсот у мсье. . . Все слышали? Шесть тысяч пятьсот, отдаю. . . – сказал мэтр Блеро.
– Семь тысяч, – крикнул Жорж.
Старик вздрогнул и наклонился к жене посоветоваться. Очевидно, они колебались. Скорее всего у них больше не было денег. Но, скривившись, словно от боли, старик сказал:
– Семь тысяч триста.
И тогда Жорж почувствовал в голове ослепительную вспышку. Будто перевернули песочные часы. Все перевернулось: верх стал низом, пустое – полным, прозрачное помутнело, прошлое стало нынешним. . . Жорж хорошо знал, что у него в банке всего три с половиной тысячи франков, что в ближайшие месяцы ему нечего надеяться на какую-то непредвиденную прибыль и если он все-таки купит картину, то потом будет горько раскаиваться, но никак не мог решиться отступить. Заполучить картину стало теперь для него вопросом жизни или смерти. Для него все потеряло ценность, кроме этого куска закопченного полотна с искалеченными фигурами и искаженными лицами. Щедрый пот покрыл его лоб. Он сказал:
– Восемь тысяч.
Жоржу показалось, будто он слышит прерывистое дыхание старика, которого добил этот удар Может, уже конец? весь сияя от удовольствия настоящего коммерсанта, оценщик подбадривал противников:
– Восемь тысяч!.. Это несравненное полотно всего за восемь тысяч!..
– Восемь с половиной, – глухо сказал старик.
Оценщик радостно подхватил:
– Восемь с половиной!
Очки его весело поблескивали, молоток слоновой кости танцевал в белой руке. Он улыбался с триумфом, это был сам дьявол.
– Девять тысяч! – сказал Жорж.
Каролина трясла его за руку, будто желая разбудить.
– Оставь меня, – он с досадой выдернул руку.
И снова оглянулся. Старики, наклонив головы, смотрели на него, словно пара филинов.
Уродливые, ободранные, недобрые; старик с голым желтым черепом и кустистыми бровями и старуха с лицом мертвеца, на котором мерцали два, будто стеклянных, зрачка. Губы старика едва заметно шевельнулись. Ни один звук не сорвался с них. Но оценщик злорадно улыбнулся:
– Девять с половиной тысяч! – объявил он.
А затем перевел взгляд на Жоржа. И под этим настойчивым взглядом Жорж почувствовал, как силы покидают его и мысли замедляются. Среди неестественной тишины он услышал собственный голос:
– Десять тысяч!
– Жорж! – вскричала Каролина. – Это невозможно! Неужели ты собирался платить целый миллион?
– Десять тысяч, – повторил в восторге оценщик. Кивком головы он поздравил клиента, решившегося на этот шаг, в то время как дрожащей от возбуждения рукой он приглашал второго снова повысить ставку. С этой минуты всякое проявление жизни исчезло на земле.