Рассказы

«Дело в том, что все давно ждут, когда я дам бал, — пояснила она, — ведь вы придете на него, не правда ли? У вас, должно быть, сложилось дурное мнение о моей печали, которая заставляет меня грезить днем, но не мешает мне танцевать вечером. Но, видите ли, бывают такие горести, которые необходимо прятать в глубине сердца, скрывая от всего света; бывают такие терзания, которые необходимо маскировать улыбкой, никому не давая возможность догадаться о них; я должна таить свои страдания в себе одной, как иные таят свою радость. Завистники, видя меня красивой, считают, что я счастлива; мне не хочется выводить их из заблуждения — именно с этой целью я буду танцевать, рискуя на другой день плакать, но плакать в одиночестве».

Она протянула мне руку, глядя на меня с таким чистосердечием и с такой печалью, какие невозможно описать.

«Мы расстаемся ненадолго, не правда ли?» — спросила она.

Я поднес ее руку к губам и вышел.

К себе я вернулся в полном смятении.

Из моей квартиры были видны ее окна; вглядываясь в них, я простоял у своего окна до вечера. Весь день за ними царили тишина и темнота. Эта женщина заставила меня забыть обо всем, я не спал, не ел, вечером у меня начался жар, на следующий день утром — горячечный бред, а к концу того же дня я умер.

— Умер? — воскликнули мы оба.

— Умер, — подтвердил рассказчик самым убедительным тоном, — умер, как Фабиан, чья маска висит на стене.

— А дальше? — спросил я.

Дождь продолжал барабанить по стеклу. Мы поворошили дрова в печи, и красноватое яркое пламя немного осветило мастерскую, до этого погруженную во тьму.

Он продолжал:

— Я не ощущал ничего, лишь в какое-то мгновение меня пронзил холод: несомненно это было в ту минуту, когда меня опустили в могилу.

Не знаю, сколько времени длилось небытие, но неожиданно я смутно услышал, как меня окликают по имени. Я весь дрожал от холода и не был в состоянии ответить. Через несколько мгновений голос снова позвал меня; я попытался что-то произнести, пошевелил губами и наткнулся ими на саван, окутывавший меня с головы до ног. И все-таки я смог слабо прошептать:

«Кто меня зовет?»

«Я», — был ответ.

«Кто ты?»

«Я».

Голос слабел, словно теряясь на холодном ветру, а возможно, это просто был шелест листьев.

Однако я в третий раз расслышал, как прозвучало мое имя, но на этот раз звук, казалось, перелетал с ветки на ветку, так что все кладбище ему глухо вторило; я услышал шелест крыльев, будто при звуках моего имени поднялась в воздух стая ночных птиц.

Мои руки, словно приводимые в движение таинственной пружиной, потянулись к лицу; я острожно раздвинул закрывавший меня саван и попытался что-нибудь разглядеть. У меня было ощущение, что я очнулся после долгого сна; было очень холодно.

Я всегда буду помнить жуткий страх, охвативший меня: на деревьях не было листьев, и они со своими скрюченными иссушенными ветвями казались громадными скелетами. Слабый лунный свет прорывался сквозь черные облака, освещая уходящие вдаль ряды белых могил, похожих на лестницу, ведущую в небо; неясные ночные голоса, пробудившие меня, были полны таинственности и внушали ужас.

Я повернул голову, пытаясь отыскать глазами того, кто звал меня. Он сидел у моей могилы, следя за моими движениями, руки его подпирали голову, усмешка кривила губы, взгляд был жуткий.

Меня охватил отчаянный страх.

«Кто вы такой? — спросил я, собирая все свои силы. — Почему вы разбудили меня?»

«Чтобы оказать тебе услугу», — ответил он.

«Где я?»

«На кладбище».

«Кто вы такой?»

«Друг».

«Оставьте меня в моем сне!»

«Послушай, — проговорил он, — ты помнишь свою земную жизнь?»

«Нет».

«Ты ни о чем не жалеешь?»

«Нет».

«Сколько времени ты спишь?»

«Не знаю».

«Я тебе скажу. Ты умер два дня назад, и твои последние слова были обращены к женщине, а не к Богу. Так что тело твое принадлежит Сатане, если он захочет его взять, понимаешь?»

«Да».

«Ты хочешь жить?»

«Вы Сатана?»

«Сатана или нет — это не важно. Ты хочешь жить?»

«В одиночестве?»

«Нет, ты ее увидишь».

«Когда?»

«Сегодня вечером».

«Где?»

«У нее дома».

«Согласен, — сказал я, пытаясь подняться, — говори: каковы твои условия?»

«Я не ставлю никаких условий, — сказал Сатана, — ты считаешь, что я не способен время от времени творить добро? Сегодня вечером она дает бал, и я тебя поведу туда».

«Тогда пойдем!»

«Пойдем!»

Сатана протянул мне руку, и я поднялся.

Описать вам, что я при этом испытывал, невозможно; единственное, что я могу передать словами, — это ощущение ужасного холода, пронизывающего все мои члены.

«Теперь иди за мной! — распорядился Сатана. — Сам понимаешь, я не заставлю тебя выходить отсюда через главные ворота, сторож тебя не пропустит, мой дорогой; тому, кто здесь оказался, уже не выйти! Поэтому иди за мной; сначала мы зайдем к тебе домой, чтобы ты переоделся, на бал ведь не пойдешь в таком наряде, тем более что это не бал-маскарад. Давай-ка завернись поплотнее в саван, ночь прохладна — ты можешь замерзнуть».

Он захохотал так, как смеется Сатана; я продолжал идти рядом с ним.