Рассказы

Вольферт молча уселся в стороне от компании; незнакомец, которому в таких подробностях была известна история буканьерских подвигов, внушал ему страх. И когда он увидел воочию, что почтенный Рамм Рапли действительно изгнан с принадлежащего ему трона и какая-то рвань морская, устроившись в его кресле с подлокотниками, сделалась самодержавным властителем, издевается над патриархами и наполняет это крошечное спокойное царство шумом и похвальбой, ему показалось, что он — свидетель одной из тех революций, которые потрясают до основания могущественнейшие империи.

В этот вечер загадочный незнакомец был словоохотливей, чем обычно, и сообщил множество поразительных историй о грабежах и пожарах в открытом море. Он с особенным удовольствием смаковал эти истории, и чем большее впечатление производили они на его простодушных и мирных слушателей, тем большим количеством жутких подробностей он их уснащал.

Он хвастливо и обстоятельно рассказал о том, как был захвачен испанский «купец». Корабль, застигнутый штилем, в продолжение долгого летнего дня лежал неподвижно в дрейфе близ острова, где пираты скрывались в засаде. Они увидели его с берега и при помощи подзорных труб определили его класс и его вооружение. Ночью к нему отправили на вельботе отборный отряд смельчаков. Бесшумно гребя, приблизились они к судну: оно еле-еле покачивалось на легкой зыби; паруса его лениво полоскались на мачтах. Вахтенный заметил их лишь тогда, когда они находились уже под самой кормою. Он поднял тревогу; пираты метнули на палубу ручные гранаты и вскочили на грот-руслени, размахивая ножами. Экипаж корабля взялся за оружие, но неожиданность нападения застигла его врасплох; некоторых застрелили тут же на месте, другие искали спасения на верхушках мачт, третьи были сброшены в воду и утонули, в то время как остальные бились врукопашную от шканцев до бака, храбро отстаивая каждый дюйм палубы. Наиболее отчаянное сопротивление оказали трое испанских дворян, находившиеся на борту вместе с женами. Защищая кают-компанию, они уложили многих из нападавших; они дрались как дьяволы, ибо их ярость распалялась от криков женщин, доносившихся из каюты. Один из этих донов был стар и вскоре свалился. Двое других стойко сопротивлялись, несмотря на то, что среди нападавших был сам капитан пиратского корабля. Но вот на шканцах раздались победные крики. «Корабль в наших руках!» — кричали пираты. Один из донов тотчас же бросил шпагу и сдался; другой, гордый и пылкий юноша, — он только-только женился, и на корабле была его молодая жена, — сильным ударом рассек капитану лицо. Капитан только и успел вымолвить: «Не давать никому пощады!»

— И что же сделали с пленниками? — не утерпел Пичи Прау.

— Их всех пошвыряли за борт, — последовало в ответ.

Воцарилось гробовое молчание.

Пичи Прау молча отшатнулся назад, как человек, неожиданно наткнувшийся на логово спящего льва. Почтенные бюргеры испуганно поглядывали на шрам, пересекавший лицо неизвестного, и чуть-чуть отодвинули свои стулья. Моряк, однако, продолжал невозмутимо курить, на лице его не дрогнул ни один мускул, и казалось, будто он не заметил или, быть может, не пожелал заметить неблагоприятное впечатление, произведенное его рассказом на слушателей.

Первым нарушил молчание отставной офицер на половинном окладе, ибо он снова и снова предпринимал бесплодные, правда, попытки одержать верх над этим морским тираном и таким образом возвратить себе былое положение и былой вес в глазах своих давних приятелей. Он решил противопоставить кровавым рассказам пришельца свои не менее потрясающие рассказы. Как обычно, его героем был Кидд, о котором он, кажется, собрал решительно все предания и легенды, имевшие хождение в этой провинции. Одноглазый вояка неизменно вызывал в моряке раздражение. На этот раз он слушал офицера особенно нетерпеливо. Он сидел, упершись одною рукою в бок, облокотившись другою о стол — в этой руке у него была короткая трубка, которую он время от времени сердито подносил ко рту, окружая себя тучами табачного дыма; ноги свои он скрестил, причем одною ногою постукивал по полу, и то и дело искоса, глазами василиска, поглядывал на разглагольствующего английского капитана. Наконец, когда последний упомянул о том, что Кидд с частью своей команды поднялся вверх по Гудзону, чтобы укрыть где-нибудь в глухом месте награбленную добычу, моряк не выдержал и разразился яростными проклятиями:

— Кидд вверх по Гудзону! Кидд никогда не поднимался вверх по Гудзону!

— А я говорю, что поднимался, — упрямо возразил офицер, — и, согласно молве, зарыл там целую кучу сокровищ. На том мыске, что вдается в реку и прозывается Чертовым кутом.

— К черту и вас и ваш Чертов кут! — заорал моряк. — Я утверждаю, что Кидд никогда не поднимался вверх по Гудзону! И какого черта вы знаете о Кидде и о том, где он бывал?

— Откуда я знаю? — повторил, как эхо, отставной офицер. — Да я был в Лондоне во время его процесса и, черт побери, имел удовольствие видеть, как его вздернули.