Рассказы

Вечером того же дня какой-то господин в костюме с иголочки, несколько бросающемся в глаза своей новизной, в бюро путешествий покупал себе плацкарту I класса до Парижа. То был вахмистр вильгельмсгафенской полиции Глаус, отправлявшийся на берега Сены исключительно, чтобы пожуировать и развлечься. В те дни бары и дансинги Монмартра видели в своих стенах весьма тороватого гостя, которого ресторанная прислуга и веселые девицы считали либо прогоревшим немецким управляющим какого-нибудь имения, либо проворовавшимся кассиром какого-нибудь банка, денежки которого он мотал без счета в монмартрских кабачках. Но вся эта публика, как обычно, над этим много не задумывалась и быстро и ловко опустошала его карманы. Особенно к нему в это время прилипла двадцатидвухлетняя Ивонна, родом из Марселя, не отпускавшая щедрого немца от себя ни на шаг.

Полицейский Енике все это время находился в Вильгельмсгафене и ждал отпуска в свою очередь. Петерсен требовал от него прежде всего, чтобы он использовал близость с матросом Элерсом. Поэтому Енике продолжал играть свою роль и передал тому три тысячи марок на уплату долгов. Деньги будто бы Енике получил от того, «кто распоряжается наследством» и за эту услугу просит лишь квитанцию, которую Енике и дал подписать на каком-то длинном бланке Элерсу. Дрожащей от пьянства рукою тот поставил какие-то каракули, изображавшие его фамилию, под этой бумажкой и тотчас забыл об этом. Очень скоро Элерс снял новую квартиру и обзавелся добротной мебелью. Он с нетерпением ждал только одного — свадьбы.

Однажды, когда в свободный день старший сигнальщик наслаждался свалившимся ему на голову счастьем, в дверь его квартиры раздался стук. Перед изумленным моряком на пороге стоял незнакомый ему широкоплечий, хорошо одетый господин, предъявивший ему подписанный им, Элерсом, вексель и потребовавший немедленной уплаты трех тысяч марок, так как векселю истекал срок.

Старший сигнальщик свалился из облаков наземь. Слово «вексель» как обухом ударило его по голове, а господин в это время самым обстоятельным образом объяснял ему, что будет, если он не сможет к сроку представить эту сумму, и как судебный пристав опишет все это имущество, которому так завидовали все его родственники и знакомые.

— Подумали ли вы хоть когда-либо, чем вы заплатите свой долг?

— Нет, — простодушно ответил моряк. — Не подумал.

— А знаете, чем это пахнет?.. Подлогом, мой милый. И за это вас можно упрятать в тюрьму!..

Матрос был потрясен до глубины души. По своей ограниченности, он не осознал всей бессмысленности подобной угрозы, он понял лишь одно: речь шла о каком-то «векселе» и «подлоге» и что этот незнакомый прекрасно одетый господин не стал бы говорить неправды.

Смутное чувство тревоги, что не все ладно в его неожиданном благополучии, никогда, в сущности, его не оставляло, а иногда даже серьезно беспокоило и смущало. Но как человек, не привыкший особенно вникать в вопросы нравственного порядка, Элерс предпочитал заливать эту тревогу алкоголем.

Господин, усевшись в кресло, принялся объяснять, что вексель этот он купил от одного малознакомого управляющего имением и лишь потому, что очень уважаемый и хорошо известный ему вахмистр Глаус аттестовал ему старшего сигнальщика Элерса очень порядочным человеком. Настаивать очень на немедленной уплате по векселю господину не хочется, потому что в деньгах он не нуждается. Но и терять ему своих денег не хотелось бы. Оставалось, значит, найти какой-нибудь выход.

— Но что ж это я? — неожиданно спохватился незваный гость. — Совсем забыл представиться: инженер Петерсен. В Вильгельмсгафене проездом… Да, видно, ничего не поделаешь, — продолжал «господин инженер». — Разрешите мне в таком случае осмотреть вашу квартирную обстановку: я хотел бы оценить ее хоть приблизительно. Подержанные вещи, знаете, продавать трудно, но меня это не беспокоит: я ведь и на ваше жалованье тоже могу наложить арест.

В глубоком отчаянии и бледный как полотно повел матрос своего непрошеного гостя по комнатам. В душе несчастного Элерса шевелилось глубокое убеждение, что он не переживет позора описи имущества судебным приставом и стыда перед знакомыми и товарищами, когда начнут тянуть с его жалованья…

Инженер остановился у окна, выглянул на улицу и прервал мрачные размышления матроса:

— Откройте, пожалуйста, окно. Смотрите, вон идет Глаус. Пусть он зайдет сюда.

Случаю было угодно, чтобы как раз в эту минуту под окнами действительно проходил старший полицейский Глаус в полной форме, делавший, очевидно, служебный обход своего участка.

Через несколько минут он стоял перед несчастным сигнальщиком.

— Ну, Глаус, в милое дело вы меня впутали, — обратился к нему Петерсен. — Вы мне говорили, что господин Элерс вполне платежеспособный и порядочный человек, а вот поглядите, платить-то он по векселю не может!..

Глаус, условной телеграммой вызванный из Парижа и вступивший снова в исполнение своих обязанностей раньше окончания срока своего отпуска, недоумевающе переводил взгляд с возмущенного инженера на Элерса.