Рассказы

— В принципе, да, это важно. Я никогда не посылал свои тексты специально на какие–то конкурсы, просто общаешься, знакомишься с людьми, которые могут номинировать твое произведение, даешь им читать себя, и, если текст мощный, то кто–то в нем обязательно заинтересуется. Два года назад я попал на Варшавскую книжную ярмарку и там на каком–то совещании сидел, пытался теоретизировать по поводу литературы. А в первом ряд сидел Битов, которого я очень уважаю и, даже можно сказать, боюсь, испытываю к нему сильный пиетет. И вот я пять минут говорю какие–то банальные вещи и вдруг вижу, что он зевает, деликатно прикрывая ладошкой рот, потом встает и уходит. Ну, думаю, все понятно! После это прошло два года, мне позвонил сам Битов и сказал «Вы получаете премию». Это было для меня совершенно неожиданно.

— Но можно ведь целенаправленно искать общения с «нужными» людьми, которые имеют доступ к жюри?

— Есть еще такое понятие, как писательское достоинство. Заниматься литературой как видом бизнеса, пиарить этот бизнес, мне противно.

— Вам уже 40 лет, но вы по–прежнему числитесь в списках «молодых писателей». Где проходит водораздел между «молодым» и «зрелым» писателем?

— Обычно считается, что молодой писатель — это до 35 лет. Я все время стараюсь перестать быть молодым писателем, но пока не получается. Я так предполагаю, что если появляется крупная форма, роман, тогда сразу становишься пожилым писателем (смеется). Это конечно шутка, потому что иначе и Бунина надо по прежнему считать молодым писателем. На самом деле все зависит от степени влияния творчества на литературный процесс и общественную жизнь. Пока производишь в мире поверхностные колебания, то значит еще молодой, а когда обретаешь способность копать вглубь, значит наступила «зрелость».

— К вам обращаются за советом, поддержкой начинающие писатели?

— Обращаются постоянно и обращаются не просто так, а с уже готовыми текстами. Есть такой писатель Захар Прилепин, которого я прочитал года четыре назад в журнале «Север». Несмотря на то, что у нас совершенно разные взгляды и на жизнь, и на литературу (он национал–большевик, все время зовет всех делать какую–нибудь революцию), я увидел, что он талантлив и вытащил его на форум молодых писателей, а теперь он раскрутился, получил известность. Так же получилось с Ирой Мамаевой — сейчас она тоже получила известность. Если мне нравятся тексты, то я показываю их людям, которые имеют выход на издательства, на номинацию на премии. Если есть хотя бы один хороший рассказ, уже можно о чем–то говорить.

— Профессиональный совет можете дать, например, по поводу сюжета, композиции и других моментов, связанных не с содержанием, а с формой?

— Конечно, но опять же сначала должен быть хороший текст. Иногда я вижу, что все бесполезно, приходится честно говорить людям, что писательство — не их дело.

— Как–то Андрей Волос сказал, что писательство — опасная профессия, можешь потратить на нее полжизни, а потом понять, что ты ни на что не способен. У вас получилось наоборот. Вы много лет занимались совсем другим делом — бизнесом, а потом, в какой–то момент все бросили и ушли в писательство. Трудно было решиться на этот шаг?

— Да, я занимался лет 10 бизнесом, самым разнообразным, в том числе торговлей алкоголем (помните, была сеть магазинов «Бродвей»), лекарствами (аптеки «Ремедиос»), рыбопродукцией. Я уже тогда пробовал писать, но у меня ничего не получалось. Мне было тяжело совмещать писательство с занятием бизнесом. Там нужно хитрить, а в литературе надо быть абсолютно искренним. И переключаться с одного на другое было мучительно. И вот мне исполнилось тридцать с небольшим — это был 1999-ый год — и я понял, что, если буду продолжать заниматься тем, чем занимаюсь, то через несколько лет буду считать, что жизнь моя не удалась, несмотря на все финансовые приобретения. Я оставил все дела, уехал на неделю на дачу и написал рассказ «Муха в янтаре». С него все и началось. И когда я увидел, что у меня это получилось, и люди, которым я показал рассказ, это подтвердили, я понял, что обратного пути нет. Я ушел из всех своих контор, какие–то из них продал, какие–то ликвидировал, и ушел. Ушел в никуда.

— А чем зарабатывал на жизнь?

— Мы о литературе говорим или о деньгах?