Рассказы

Он не смел еще раз взглянуть на Ворквэля, пока не заметил странное молчание и не увидел, что цветы на террасах ниже перестали корчиться и безвольно поникли на стеблях. Тогда, не веря себе, он понял, что Ворквэль умер.

Чувствуя триумф, смешанный с ужасом, он оглянулся и увидел вялый стебель, который пал ничком на подстилку из нечестивого перегноя. Он видел внезапное увядание жестких мечевидных листьев и тучной адской чаши. Даже на камнеподобной луковице проявилось разрушение — она раскрошилась у него на глазах. Стебель целиком, его злобно-ядовитая раскраска стремительно исчезали, сжимались и втягивались в себя, подобно сухой, опустевшей змеиной коже.

Одновременно как-то смутно и туманно Лунайтай осознал, что в непосредственной близости над пирамидой проявилось что-то. Даже в смерти Ворквэль, как оказалось, был не одинок. Когда Лунайтай стоял и ждал, боясь неведомо чего, он ощущал, как во мраке движется холодное невидимое нечто — оно проползало по его телу как толстые витки какого-то непомерного питона, беззвучной, темной, липкой волной. Еще мгновение — и оно исчезло, и Лунайтай уже не чувствовал рядом чуждого присутствия.

Он повернулся уйти; казалось, что умирающая ночь была полна непостижимого ужаса, который весь собрался пред ним, когда царь пошел вниз по длинной, унылой лестнице. Он медленно спускался; странное отчаяние охватило его: он умерщвил Ворквэля, видел, как мучительно вянет демон, и тем не менее он не мог поверить в то, что сделал; освобождение от древней погибели все еще было пустой сказкой.

Сумерки просветлели, когда он пошел через дремлющий город. Согласно обычаю, никто не выйдет за порог еще в течение часа. Затем священники Ворквэля соберутся на ежегодное кровавое жертвоприношение.

На полпути между пирамидой и собственным дворцом Лунайтай был потрясен встречей. Девица Нэлэ, призрачно-бледная, скользила навстречу ему быстрым, раскачивающимся, змеистым движением, которое диковинно отличалось от ее привычной томности. Лунайтай не посмел обратиться к ней и остановить ее, когда увидел ее сомкнутые веки и рассеянный вид сомнамбулы; он впал в испуг и вострепетал от странной легкости, неестественной уверенности ее движений, напоминающих ему что-то, что он боялся узнать. Смущенный сумятицей фантастических сомнений и опасений, он последовал за ней.

Пронизав экзотические лабиринты Лоспэра с быстротой потока, извилисто-плавным скольжением змеи, возвращающей в гнездо, Нэлэ вошла в священную пирамиду. Лунайтай, не столь быстрый, отстал и не знал, куда двинулась она среди множества склепов и покоев, но темная пугающая догадка без задержки направила его шаги на верхнюю террасу.

Он не знал, что найдет, но сердце его отравлялось мистической безнадежностью, и он не был изумлен, когда вышел в разноцветные рассветы и увидел, что его ожидало.

Девица Нэлэ — или то, что он знал, было Нэлэ — стояла в емкости со зловещим перегноем, над высохшими останки Ворквэля. Она прошла — и все еще проходила — чудовищный, дьявольский метаморфоз. Ее хрупкое, легкое тело принимало длинную драконоподобную форму, и нежная кожа пометилась зарождающимися чешуйками, которые моментально потемнели до пятен отвратительных, пагубных оттенков. Ее голову уже нельзя было узнать — человеческие очертания переплавлялись в странный полукруглый пук заостренных листовых почек. Ее нижние конечности соединились вместе и укоренились в почве. Одна ее рука уже частично стала змеистым отростком, а другая вытягивалась, переходя в чешуйчатый стебель, из которого немедля выметнулся темно-красный бутон зловещего цветка.

Все больше и больше чудовищных примет являлось в образе Ворквэля, и Лунайтай, раздавленный древним страхом и темной ужасной верой своих предков, не мог дольше сомневаться. Скоро перед ним вовсе не было Нэлэ, а было что-то, что начало раскачиваться в волнообразном ритме, подобно питону, и издавать глубокое размеренное шуршание, на которое ответили растения на нижних ярусах. Он понял — это Ворквэль вернулся требовать свою жертву и вечно господствовать над городом Лоспэр и миром Лофей.

Перевод: Т. Модестова

Гуль

Во времена царствования халифа Ватека юноша Нуреддин Хасан предстал пред судьей Алимедом бен Бекаром в Буссорахе. Юноша обвинялся в убийстве семи человек — одного за другим, в семерых человек за семь ночей и зверском изуродовании тел жертв на кладбище близ Буссораха… Нуредин рассказывает о жутком договоре с упырем — гулем — о восьми обещанных ему жертвах, которых необходимо последовательно и собственноручно убить во имя сохранения тела своей усопшей любви — Амины…