Рассказы

А Иоганес остался стоять у крыльца, придавленный такой неожиданностью. Он даже раскрыл свои толстые губы и перестал дышать на мгновение. Он совсем не предвидел, что все повернется так. Ему даже стало холодно среди жаркой духоты ночи. Ведь это пахнет смертью! Прямо-таки настоящей смертью! Вот этот огрызок человека с окровавленной мордой, распрягающий сейчас лошадь и так ласково обтирающий ладонью пену на ее горячих боках, завтра приведет ужас и смерть на этот двор. Он сказал это. А он всегда непременно делает то, что скажет, такой болван! Ах ты чорт, а? Не надо было пачкать сапога об его противную морду... Что теперь делать? Что теперь делать, а?

Иоганес Карьямаа, не чувствуя под собой земли, топтался у крыльца. Он даже сделал два неуверенных шага в сторону Юлиуса, но тот уже запирал конюшню и шел на свое место спать.

О, ему, глухонемому чорту, не о чем было беспокоиться! Его совесть была чиста, и он мог лечь и заснуть спокойно. Ах ты господи, боже мой! Как же быть? Как же быть, чорт подери?

Иоганес Карьямаа еще долго оставался на дворе. Его лоб и верхняя часть щек, свободные от волос, белели долго в сумраке ночи, все время обращенные в сторону сарая, где спал глухонемой.

Он так и не ложился спать в эту ночь. Перед утром, когда заря придвинулась к востоку и, разгораясь ярче, начала занимать больше места на небосклоне, влажные, серые тучи заволокли небо. Они погасили ночную зарю, и сумерки снова стали гуще, как будто снова вернулась ночь.

Иоганес приблизился к спящему работнику и долго стоял около него, глядя на худую, жилистую шею. Старая тужурка, положенная под голову Юлиуса, сползла с порога, и голова почти перевешивалась через край так, что подбородок с редкими клочьями светлых волос задрался вверх. Верхняя губа, рассеченная недавним ударом, припухла немного, и реденькие белые усы на ней были запачканы засохшей кровью. Но это не согнало с его худого, желтого лица неизменной доброй улыбки.

Старый Иоганес долго смотрел на эту взлохмаченную беловолосую голову, лежавшую на пороге словно на плахе и слегка вздрагивавшую от мягких толчков крови, бегущей по мощным артериям.

И вдруг Иоганес попятился назад и оглянулся по сторонам. Никто не смотрел на него. Только огромный дворовый пес лежал у своего жилища, положив на лапы рыжую морду, обращенную в сторону хозяина. Но и его глаза казались закрытыми. Иоганес торопливо зашел в дровяной сарай и вышел оттуда с топором в руках.

Он еще раз посмотрел вокруг себя. Серые тучи, обложившие небо, не только удлинили ночь: они принесли с собой дождь, и Иоганес жадно слизнул попавшую на губу холодную каплю.

Он приблизился к сараю, не сводя глаз с жилистой шеи Юлиуса, на которую капал дождь. Раздумывать было некогда. Уже ночь ушла на раздумье, и все было обдумано и взвешено до конца.

Иоганес еще раз оглянулся по сторонам. Колени его слегка дрожали, и, чтобы не зашататься, он уперся левой рукой в стену сарая, а правой высоко поднял топор. В это мгновение дождь, полизавший лицо и шею Юлиуса, разбудил его, и он открыл глаза, не меняя положения своего тела. Открывшиеся глаза равнодушно проследили за лезвием топора, взвившимся вверх. И в тот момент, когда это лезвие застыло над заросшим лицом Иоганеса и начало свой обратный путь вниз, Юлиус окончательно проснулся и, сразу понял все и резко рванулся в сторону.

Топор вонзился в голый порог, нарушив тишину ночи сухим стуком.

Большой рыжий пес, дремавший у конуры, вскочил на ноги и зазвенел цепью, скользящей по проволоке. Он весь подался в сторону сарая, напрягая слух и зрение, но не увидел там ничего особенного. Хозяин и работник возились над чем-то, шумно дыша и переплетаясь руками. При этом они показывали друг другу зубы, как это делают обычно все люди при большом весельи.

Правда, рыжий пес не помнил, чтобы хозяин когда-либо прежде веселился таким образом со своим работником, но мало ли какое желание могло появиться у хозяина.

Они так весело возились, что пес почувствовал обиду и, отвернувшись, зевнул, издав тоскливый, протяжный звук.

Дождь мочил его рыжий мех, и он уже подался было в сторону конуры, но вдруг ему показалось, что хозяин произнес его имя... Он опять насторожился, пронизывая взглядом сумерки и ловя запахи носом.