Титулованные господа, не вставая с колен, поползли прочь из тронного зала, будто разноцветные гусеницы. Но даже строжайшая традиция, три сотни лет управляющая жизнью в Большом Дворце, не смогла сдержать недовольный шепот. Нога западных варваров не ступала на свободные земли со дня смерти короля Нараи. Возобновив с ними переговоры, Сурият Амарин пошел против воли своих предков.
…Прая оглянулся на городские стены, сквозь темные зубцы которых пробивался свет восходящего солнца.
— Ты действительно считаешь, что надежды нет?
— Помнишь, как детьми мы вместе играли на руинах Ангкора? — Рангсан не хотел отвечать. Он всегда избегал ответа, который мог расстроить старого друга.
— Конечно…
— Три дворца, четыре сотни храмов, двадцать четыре укрепленных крепости, богатейшие рынки и пышные резиденции зажиточных торговцев, — перечислил Рангсан. — Аютия — наша столица и гордость. Никто не верит, что все это может сгинуть. Но каждый раз, когда я думаю о нерушимости Аютии — я вспоминаю Ангкор.
Ангкор, Ангкор! Город, некогда громадный, некогда великий, некогда столица Империи. Прая прикрыл глаза и словно вновь увидел древние стены из песчаника, покрытые трещинами и увитые лианами, разрушенные дворцы, храмы и монументы, наполовину скрывшиеся в земле и буйной растительности.
— Ужасно.
— Напротив, — заметил Рангсан, — Ангкор всегда казался мне прекрасным. Он погиб на пике славы, избежав увядания и медленного, отвратительного разложения.
— Ты слишком мрачен сегодня, — Прая мечтательно улыбнулся. — Итак, вечером я планирую нанести визит Соладе Маи. Бедняжка застряла в городе и страдает от скуки. Мы можем рассчитывать на твое присутствие?
— Не смогу, — коротко ответил Рангсан. — Его величество желает, чтобы я… участвовал в сегодняшнем военном совете.
— Затевается что-то важное?
Прая прикоснулся к рукояти сабли.
— Кто знает? — уклончиво ответил его друг. — Желаю тебе славно повеселиться!
2
С веранды доносилась тихая, грустная мелодия. Одна из учениц хозяйки дома играла на традиционном женском инструменте, который сиамцы называли тьакау.
Подперев голову рукой, Прая лежал и смотрел на силуэт женщины, темнеющий на фоне серебряной воды. Аютия была пронизана искусственными каналами и водоемами. Ночью они освещались светом луны и многочисленных бамбуковых фонариков. От плавающих по рукотворному озеру лодок доносилось тихое пение. Стрекотали цикады. У воды мелодично, как цимбалы-чинга, трещали лягушки.
Прая бережно взял чашечку с рисовой водкой и осушил ее. Прозрачная жидкость с легким привкусом змеиной крови обожгла горло. Он поставил крохотный керамический сосуд на стоящий у ложа поднос и перевернулся на спину. Некоторое время он лежал неподвижно, чувствуя, как растекается по телу приятное тепло.
Комната тонула в ароматном дыму агарбатти, которые медленно тлели в керамических курильницах, источая запах сандала. Медленно и грациозно к нему приблизилась женщина. Прая лениво потянулся и налил себе еще из маленького, эмалированного в синих цветах кувшинчика. Выпил, «чтобы птица пела». Женщина наклонилась над ним, заглядывая в глаза. На ее лицо легла тень, отбрасываемая приоткрытыми решетчатыми дверями.
На веранде струны зазвенели все сильнее, дрожа под умелыми, тонкими пальцами.
— Как жаль, что вы сегодня один, — шепнула Солада Май, обжигая его ухо горячим дыханием. — Увидеть бы, наконец, вашего друга.
— Рангсан не может отлучиться без разрешения девараджи.
— Говорят, вы с ним неразлучны, — она сверкнула озорными глазами.
— Мы вместе учились в монастыре, — кивнул Прая.
Он вспомнил небо, всегда в сезон дождей серое, затянутое густыми тучами. Вспомнил одинокую ступу монастыря, выстроенную из песчаника, который местные жители брали на руинах.
Прая был послушником не более трех лет, но эти детские воспоминания значили для него больше, чем годы службы Аютии, принесшие высокий титул дворянина. Казалось, что века истории древнего Ангкора прибавляли значимость каждому дню, проведенному среди останков некогда величественного города. Эта история, теперь едва различимая в истершихся письменах на треснувшем камне, способна была затмить полные живых страстей дни радости, любви и войны.
То был странный мир, в котором мертвые возвышались над живыми, затмевая их, как тень громадной статуи затмевает цветущие у постамента яркие цветы. Рангсан и Прая учились в монастыре более десяти лет назад, но ему казалось, что это было только вчера.
— Вам следует пригласить его в следующий раз.
Прая кивнул.
Ладони Солады легли на его крепкую, мускулистую грудь. Струны тьакау на веранде взвыли, их пение сделалось громче, не замолкали лягушки, в ночное небо били струи фонтанов.
…Прая проснулся, когда солнечные лучи прикоснулись к его лицу. Он открыл глаза. По выбеленной стене над его головой, неторопливо перебирая лапками, двигался крошечный геккон.