Говорил ТяпА хрипящим голосом, трудно было понимать его речь, и, должно быть, поэтому он вообще мало говорил и очень любил уединение. Но каждый раз, когда в ночлежку являлся какой-нибудь свежий экземпляр человека, вытолкнутого нуждой из деревни, Тяп`а при виде его впадал в озлобление и беспокойство. Он преследовал несчастного едкими насмешками, со злым хрипом выходившими из его горла, натравливал на новичка кого-нибудь, грозил, наконец, собственноручно избить и ограбить его ночью и почти всегда добивался того, что запуганный мужичок исчезал из ночлежки.
Тогда Тяп`а, успокоенный, забивался куда-нибудь в угол, где чинил свои лохмотья или читал библию, такую же старую и грязную, как сам он. Он вылезал из своего угла, когда учитель читал газету. Тяп`а молча слушал всё, что читалось, и глубоко вздыхал, ни о чём не спрашивая. Но когда, прочитав газету, учитель складывал её, Тяп`а протягивал свою костлявую руку и говорил:
— Дай-ка…
— На что тебе?
— Дай, — может, про нас есть что…
— Про кого это?
— Про деревню.
Над ним смеялись, бросали ему газету. Он брал её и читал в ней о том, что в одной деревне градом побило хлеб, в другой сгорело тридцать дворов, а в третьей баба отравила мужа, — всё, что принято писать о деревне и что рисует её несчастной, глупой и злой. Тяп`а читал и мычал, выражая этим звуком, быть может, сострадание, быть может, удовольствие.
В воскресенье он не выходил за сбором тряпок, почти весь день читая библию. Книгу он держал, упирая её в грудь себе, и сердился, если кто-нибудь трогал её или мешал ему читать.
— Эй ты, чернокнижник, — говорил ему Кувалда, — что ты понимаешь? Брось!
— А что ты понимаешь?
— И я ничего не понимаю, но я ведь не читаю книг…
— А я читаю…
— Ну, и — глуп! — решал ротмистр. — Когда в голове заведутся насекомые — это беспокойно, но если в неё заползут ещё и мысли — как же ты будешь жить, старая жаба?
— Мне недолго уж, — говорил спокойно ТяпА.
Однажды учитель захотел узнать, где он выучился грамоте. Тяп`а кратко ответил ему:
— В тюрьме…
— Ты был там?
— Был…
— За что?
— Так… Ошибся… Вот и библию оттуда вынес. Барыня одна дала… В тюрьме-то, брат, хорошо…
— Н-ну? Чем это?
— Вразумляет… Грамоте вот научился… книгу достал… Всё — даром…
Когда в ночлежку явился учитель, Тяп`а уже давно жил в ней. Он долго присматривался к учителю, — чтобы посмотреть в лицо человеку, Тяп`а сгибал весь свой корпус набок, — долго прислушивался к его разговорам и как-то раз подсел к нему.
— Вот — ты учёный был… Библию-то читал?
— Читал…
— То-то… Помнишь её?
— Ну — помню…
Старик согнул корпус набок и посмотрел на учителя серым, сурово-недоверчивым глазом.
— Помнишь, были там амаликитяне?
— Ну?
— Где они теперь?
— Исчезли, Тяп`а, — вымерли…
Старик помолчал и снова спросил:
— А филистимляне?
— И эти тоже…
— Все вымерли?
— Все…
— Так… А мы тоже вымрем?
— Придёт время — и мы вымрем, — равнодушно обещал учитель.
— А от которого мы из колен Израилевых?
Учитель посмотрел на него, подумал и стал рассказывать о киммерийцах, скифах, славянах… Старик ещё больше избочился и какими-то испуганными глазами смотрел на него.
— Врёшь ты всё! — захрипел он, когда учитель кончил.
— Почему вру? — изумился тот.
— Какие ты народы назвал? Нет их в библии.
Встал и пошёл прочь, злобно ворча.
— Из ума ты выживаешь, Тяп`а, — убеждённо сказал вслед ему учитель.
Тогда старик снова обернулся к нему и погрозил ему крючковатым, грязным пальцем.
— От господа — Адам, от Адама — евреи, значит, все люди от евреев… И мы тоже…
— Ну?
— Татары от Измаила… а он от еврея…
— Да тебе-то чего надо?
— Зачем врёшь?
И ушёл, оставив своего собеседника в недоумении. Но дня через два снова подсел к нему.
— Был ты учёный… должен знать — кто мы?
— Славяне, Тяп`а, — ответил учитель.
— Говори по библии — там таких нет. Кто мы — вавилоняне, что ли? Или эдом?
Учитель пустился в критику библии. Старик долго, внимательно слушал его и перебил:
— Погоди, — брось! Значит, в народах, богу известных, — русских нет? Неизвестные мы богу люди? Так ли? Которые в библии записаны — господь тех знал… Сокрушал их огнём и мечом, разрушал города и сёла их, а пророков посылал им для поучения, — жалел, значит. Евреев и татар рассеял, но сохранил… А мы как же? Почему у нас пророков нет?
— Н-не знаю! — протянул учитель, стараясь понять старика. А он положил руку на плечо учителя, стал тихонько толкать его взад и вперёд и захрипел, будто глотая что-то…