Рассказы

— Вы так думаете? — спросил Гудков. — А теперь представьте себе, что наш мир является частью более сложного, четырехмерного мира, точно так же, как произвольная плоскость — это лишь ничтожная часть нашего трехмерного пространства. Представьте себе, что в этом высшем четырехмерном мире наша вселенная суть то же самое, чем представляется нам плоская поверхность озера или моря. Представьте себе, что этот мир, невидимый и неосязаемый нашими органами чувств, населяют существа, тоже лежащие в другом измерении, четырехмерные. Они — если это аналоги наших птиц — носятся где-то над нашим миром, любуются своими отражениями в нем, но остаются для нас непознаваемыми. А аналоги наших рыб плавают под нашим пространством и дышат своими четырехмерными жабрами, не подозревая о нашем существовании. Но есть и другие. Они, как Великий морской змей, живут где-то в пучине, в бездне глубоко под нашим миром, но иногда всплывают к нему — к поверхности своего моря — подышать, глотнуть свежего воздуха…

— Четырехмерного воздуха? — язвительно поинтересовался психолог.

— Конечно, — кивнул Гудков. — И еще представьте себе, что они, как и наши змеи, тоже имеют форму тела вращения — только четырехмерного. Например, форму четырехмерного цилиндра. И когда такое существо, всплывая, пересекает наше пространство, его сечение нашим пространством дает сферу. А если такое существо пересекается с нашим миром несколько раз — например, когда изгибается, чтобы быстро плыть, — то цепочку сфер. Это совершенно аналогично веренице окружностей, которой является в плоскости воды тело Великого морского змея…

— Так, — сказал Пинчук. — И значит, вы полагаете…

— Да, — продолжал Гудков. — Представьте себе, что одно из таких существ наделено любопытством. Ему, этому существу, интересно. Трехмерные предметы — такие, как наш астероид — для него то же, что для нас радужные пятна нефти на поверхности воды. И вот однажды оно случайно всплывает подышать рядом с таким пятном. Ему любопытно, что это за пятно. Наш космос для него — поверхность необъятного океана, граница раздела двух сред. Одной, в которой оно плавает, другой — в которой дышит. И оно всплывает каждые сто часов — именно настолько хватает ему его четырехмерного воздуха — и плещется на поверхности своего океана, и разглядывает всякие разноцветные пятна — нам кажется, что оно заглядывает к нам внутрь, ибо мы так же раскрыты ему, как полностью видны нам плоские пятна нефти… А нам это существо представляется то шаром, то вытянутым извивающимся эллипсоидом вращения, то колеблющейся вереницей разнокалиберных сфер.

Гудков умолк. Несколько секунд за столом царило молчание.

— Я, конечно, не могу дать исчерпывающей оценки вашей гипотезе, — произнес наконец психолог. — Однако фантазия у вас, надо признать, поставлена хорошо. Поверьте слову профессионала. Рассуждаете вы вполне убедительно. Только, по-моему, слишком большое место занимают в вашем воображении всякие эллипсоиды вращения, четырехмерные цилиндры, пространственные сечения и прочая казуистика. Вот когда вы, с вашими способностями, научитесь строить свои фантазии на основе вещей попроще, тогда мне придется с вами согласиться. И если бы вы придумали что-нибудь в этом роде…

— С удовольствием, — сказал Гудков. — Как вам нравится такая гипотеза, действительно попроще. Вообще все астероиды — всего-навсего разные сечения одною и того же четырехмерного объекта, какой-нибудь четырехмерной водоросли. И, например, все планеты. И все звезды, само собой. И, естественно, все животные.

— А люди? — тихо спросила Наташа.

— И люди тоже. А что, отличная мысль. Все мы — просто трехмерные сечения одною и тот же четырехмерного человека, какой смысл нам спорить и ссориться? Но можно и подругу. Скажем, не все, но какой-то мужчина и какая-то женщина — это два сечения одной четырехмерной личности. И когда такой мужчина встречается с такой женщиной…

Гудков замолчал. Наташа покраснела. Пинчук размышлял, какую профессиональную оценку дать последней гипотезе.

— Ну ты и змей, если говорить откровенно, — вдруг нарушил молчание Штуб, пристально и мрачно посмотрев на Гудкова.

Цейтнот

Мы познакомились в порту. Рейс задерживался, детектив я забыл дома и скучал. Публика была обычная — человек двадцать туристов, их сопровождающий и толпа командированных вроде меня. Поговорить не с кем, послушать некого. И вдруг в зале появился совсем другой человек.

Опытный взгляд различает таких сразу. Он был разведчик дальнего космоса или что нибудь в этом роде.

Его пояс оттягивала огромная желтая кобура. На лице, покрытом неровным космическим загаром, красовался большой белый шрам в виде ущербной луны. При ходьбе владелец шрама прихрамывал на левую ногу. Словом истинный ас, битком набитый разными байками и нуждающийся во внимательном слушателе.

Он взял в автомате кофе и сел за мой столик. В разговоре важен дебют.

Правильным первым вопросом вы разрешаете собеседнику выкладывать любые небылицы о его похождениях. Все зависит от вас.

Я спросил:

— Откуда у вас такой замечательный шрам?