Рассказы

На левой руке, у запястья, кожа у Кляксы была содрана до крови. То ли ссадил её, когда висел на ручке, то ли резиной от рогатки попало. Он и сам не заметил этого.

— Здорово больно, Владик? — спросила Римка.

Клякса мотнул головой.

— Маленько… — И отвернулся к забору. Плечи его вздрогнули, но этого, наверное, никто не заметил. Ведь все привыкли, что если он ревёт, то ревёт открыто, во весь голос.

Римка потянула Кляксу за рукав.

— Айда, я завяжу. А то засоришь.

Клякса коротко вздохнул и пошёл впереди. Он шагал к калитке, у которой топтались гуси. Контуженный гусь что-то сказал здоровому, и оба направились к сараю. По дороге они презрительно загоготали, но в их гусячьих глазах был страх.

— Ну, что? — сказал Петька. — Перешёл он этот самый рубикон?

— Факт, — сказал Тимка. Тогда Клякса остановился. И все тоже остановились. Клякса повернулся и нерешительно поднял лицо.

— А это?

— Что? — удивились все.

— Ну… Это, — он неловко ткнул пальцем в щёку, где оставила дорожку слезинка.

— Это не считается, — решил Тоник. — Правда, ребята? Это же не от страха. Это так…

И Клякса облегчённо улыбнулся, потому что все сказали, что эта случайная слезинка не считается. Теперь его беспокоила только одна мысль. Он покосился на Тимку. Тимка ничего не говорил про рогатку, и Клякса сунул её под рубашку.

ПОДКОВА

Тоник нашел подкову на обочине дороги, в пыльной траве. Подкова была старая, стертая. Блестела на солнце.

— Пригодится, — сказал Тоник.

И она пригодилась.

Вечером Тоник, Петька и Римка пускали подкову по мостовой. Ее нужно было кинуть так же, как кидают по воде плоские камни, чтобы «испечь блины». Тогда подкова со звоном прыгала по булыжникам, и во все стороны из-под нее сыпались ярко-желтые искры.

Пришел Тимка, а с ним Генка Звягин с Пушкинской улицы. Генке тоже дали кинуть подкову. Но он не рассчитал, пустил ее не вдоль переулка, а наискосок. Подкова перелетела через канаву и попала в лопухи у забора.

Генка долго шарил в лопухах, но не мог отыскать подкову. После него искали все по очереди, вырывали лопухи, но тоже не нашли. Генка переминался с ноги на ногу и скреб лохматый затылок. Он понимал, что забрасывать неизвестно куда чужую подкову, — это свинство.

— Ладно, — решил Тимка. — Ну ее, эту железяку. Домой пора.

Тоник не спорил. Уже совсем почти стемнело, и над темными крышами поднялась луна, похожая на розовый воздушный шар. «Спа-ать», — сонно прогудел на реке буксир. «Спать, спать», — тонко откликнулись пристанские паровозы. И ребята пошли спать.

Тоник подбежал к большому тополю. Там у него была сегодня стоянка самоката.

— Скорей! — окликнула его Римка. — Всегда ты возишься со своим драндулетом.

— Номера нет, — растерянно сказал Тоник. — Ребята, пропал номер.

Тимка деловито осмотрел самокат. Нащупал на передней доске дырки от гвоздиков и заключил:

— Видать, сорвали…

Маленький Петька сказал, что, может, номер сам отвалился, потому что гвоздики расшатались.

— Новый сделаешь, — махнул рукой Тимка.

Тоник шел позади всех и тащил за собой гремящий на камнях самокат. Номер, который он потерял, был от настоящей машины. Кроме того, он как будто специально для Тоника был сделан: ТК 11–25. Его можно было прочесть так: Тоник Калинов, одиннадцать лет, двадцать пятая школа. Под этим номером Тоник хотел участвовать в гонках по Береговому спуску, который недавно заасфальтировали. Но теперь туда не стоит показываться. У всех ребят есть на самокатах что-нибудь настоящее: фара от велосипеда, красный фонарик от машины или, например, мотоциклетный сигнал, который не гудит, но все равно настоящий. А у Тоника теперь — только дырки от гвоздиков.

Дома Тоник толкнул самокат без номера в чулан, подошел к кровати и начал стаскивать рубашку.

— Хорош, — сказала мама. — С такими ногами в постель?

Тоник побрел на кухню, налил в таз воды. Вода, конечно, расплескалась, и на полу появилась лужа. Тоник сел на табуретку, рассеянно обмакнул в лужу правую ногу и большим пальцем написал на половице: ТК 11–25. Потом, подперев ладонями голову, стал разглядывать в луже отражение лампочки.

Раскаленная нить в лампочке была похожа на золотую подковку. Тоник вспомнил, что читал в какой-то книжке, будто раньше коням разных богачей ковали подковы из серебра. А вот делал ли кто-нибудь их из золота? Нет, наверное. Золото, наверно, очень мягкое. А может, кто-нибудь и делал золотые подковы. Не для лошадей, а просто так. Говорят, подкова приносит счастье.

Интересно, почему так говорят?

Шлепая босыми ногами, одной сухой и одной мокрой, Тоник подошел к двери и спросил об этом у мамы. Но мама ответила, что никакие подковы не помогут ему, если он немедленно не вытрет лужу и не вымоет ноги.

— Ладно, — сказал Тоник.

И снова задумался.

Он решил попробовать добыть себе счастье. Конечно, сказкам Тоник не верил. Но попробовать-то можно. Ведь и счастья никакого особенного ему не надо. Лишь бы найти номер от самоката.

Тоник прихватил фонарик и незаметно выбрался на улицу. Небо уже совсем потемнело. Луна поднялась выше, стала желтой и плоской. Под ее светом слабо поблескивали тополиные листья.