Рассказы

Неужели он ее понимал? Неужели тот странный язык, на котором она говорила, был родным и для него? Сперва Филиппу показалось, что это действительно было так, но его еще более взволновало то, что девушка, по-видимому, была рада возвращению Брэма. И с бьющимся сердцем он стал ожидать, когда наконец заговорит сам Брэм, и что станет делать.

Когда девушка перестала говорить, ей стал отвечать человек-волк и таким тоном, что можно было понять, что он торжествовал. Он поставил к себе на колени лукошко и, все еще что-то ворча себе под нос, стал выкладывать все его содержимое на пол.

Филипп посмотрел на девушку. Она стояла, прижав руки к груди, и во всей ее позе и на лице так и светилась безмолвная просьба к нему, чтобы он ее понял. Тут-то, в одно мгновение, точно на ладони, и предстала перед ним вся ужасная правда. По каким-то особым соображениям она насильно заставляла себя улыбаться, нарочно напускала на себя радостное выражение и против воли старалась говорить как можно больше и веселее. И теперь она хотела, чтобы Филипп понял, почему она так делала, и, указав на Брэма, который в это время, стоя на коленях и низко опустив голову, возился с лукошком, она тихонько ему сказала:

– Tossi, tossi – han er tossi! [Сумасшедший, сумасшедший – он сошел с ума! (дат.).]

Но бесполезно. Он все равно ее не понял и даже не мог скрыть от нее своего смущения. На него вдруг нашло вдохновение. Брэм сидел к нему спиною, и он указал на сложенные у печки поленья дров. Его мимика была ясна. Может ли он сейчас же, сию минуту размозжить этому человеку голову вот этим самым поленом?

Она поняла его и содрогнулась. Отрицательно закивала головой. Сказала несколько непонятных слов, затем, указав опять на Брэма, повторила:

– Tossi, tossi – han er tossi!

Она вдруг подняла кверху руку и постучала себе пальцем по лбу. Потом закатила глаза. И он понял тогда все. Она этим подтвердила ему то, что он знал уже и сам: что Брэм Джонсон был сумасшедший, и, в свою очередь постучав пальцем по своему лбу и указав на Брэма, он тоже повторил ее слова:

– «Tossi, tossi!»

Да, так оно и было. Вздох облегчения вырвался у нее из груди. Значит, Филипп наконец ее понял вполне. Она боялась, как бы он не убил больного, и теперь была рада, что он уже не причинит ему вреда.

В то время, как Брэм поднимался на ноги, все еще разговаривая о чем-то с самим собою, великий и неразрешимый вопрос вдруг всею тяжестью свалился на голову Филиппу: кто была эта девушка? Кем она была для Брэма Джонсона и почему так желала, чтобы он его не убивал?

И вдруг увидел, с какою жадностью она стала смотреть на разложенные перед нею съестные припасы.

В ее глазах светился голод. Он был такою же частью ее, как безумие частью Брэма. Во всяком случае, то, что Филипп прочитал сейчас по ее лицу, поразило его больше, чем то, о чем он догадался по лицу Брэма. Точно завеса вдруг спала с его глаз, обнажив перед ним настоящую, жестокую правду, которой все-таки не поверил бы никто, и те адские мучения, которые она пережила. Она была голодна. Кроме мяса, она ничего не ела. Теперь-то он понял, почему Брэм уезжал от нее так далеко на юг и почему так нагло отнял у него его запасы. Он это делал, чтобы что-нибудь добыть для девушки. А она только ожидала возможности, чтобы броситься на колени перед всеми этими пакетами, и только стыдилась Филиппа. Его глаза встретились с ее глазами, и он увидел, что она сама сознает это, по тому румянцу, который вдруг разлился по ее лицу. Женский инстинкт подсказал ей, что она этим выдала себя, как животное, и что теперь он заметит в ней что-нибудь такое, что будет казаться ему похожим на сумасшествие Брэма.

Он выступил вперед и положил ей руку на плечо, сказав:

– Сейчас я займусь приготовлением завтрака, не желаете ли вы мне помочь?

Глава Х. Брэм проявляет великодушие

Пока Филипп не почувствовал под своей рукой теплого, трепетавшего плеча девушки, он и не воображал, на какой редкий случай он наткнулся. Он вдруг прямо обратился к Брэму, так как тогда еще не был убежден вполне, что человек-волк действительно был сумасшедшим, – и импульсивно протянул руку вперед.

– Брэм, – воскликнул он, – она голодает! Теперь я знаю, почему ты обобрал меня! Но почему же ты мне ничего не сказал об этом? Почему ты скрыл от меня то, что она здесь, и не говоришь мне и теперь, кто она и зачем ты меня сюда привез?

Он ждал ответа, но Брэм смотрел на него в упор и молчал.

– Я вовсе тебе не враг, – продолжал Филипп. – Я…