Рассказы

Если поездить по Юкатану, то на воде — в лагунах, заливчиках — часто можно увидеть мостки, ведущие к чему-то вроде беседки на сваях. У мостков табличка: «Свидание с кокодрило». Табличка, конечно, для нас, туристов, наивных придурков, которые, чтобы пощекотать свои зажиревшие нервы, вечером на цыпочках, скрипя досками настила, крадутся по мосткам на свидание с Коко. Впрочем, иногда, действительно, метрах в трёх-пяти от «дома свиданий» над водой появляются две зазывно строящих тебе глазки зеленовато-буроватых кочки. Это Коко. Или Гуапа. По глазам не определишь: крокодилы макияжем не пользуются.

Если мексиканцы видят крокодила, они тут же радостно смеются и кричат: «Ола, Коко!». «Ола» — значит «привет».

Я так и не понял, в чём секрет этой неиссякаемой нежности. Но нежность эта невольно передаётся и тебе. Смотришь на крокодила — и улыбаешься, как розовой пятке младенца.

В канкунских отелях со стороны Большой Лагуны вывешены заботливые предупреждения: «Кокодрило не кормить». Потому что «наш Коко» должен сам питаться экологически чистой живностью, а не портить себе свой драгоценный животик всякой дрянью — гамбургерами, там, или чипсами.

Мой отель стоял прямо на воде. Здесь полуостров сужался почти до одного здания. С одной стороны натруженно гудел океан, с другой — таинственно молчала Лагуна. К вечеру, когда зажигались огни, к парапету, всегда к одному и тому же месту — к входу в ресторан, в одно и то же время — в семь ноль-ноль, всегда собиралась толпа.

— Ола, Коко! — кричали уже разогретые аперитивом отдыхающие.

Слепили вспышки фотоаппаратов. В воду, вопреки запрету, летел обильный продуктовый дождь. Кто-то олигофренически тыкал в Коко длинными прутьями, кто-то, особенно тёплый от текилы, свешивал к воде ногу и с визгом одергивал её, если Коко шевелился. Но он почти не шевелился. И ничего не ел. Если бы Коко захотел, конечно, он бы вдоволь наелся туристятины.

Но весь вид Коко говорил: «Ну и дураки же вы все. А ещё люди». Было ощущение, что он отрабатывает какую-то тяжкую повинность. Печальный, мудрый, добрый, честный Коко.

В восемь ноль-ноль крокодил разворачивался и растворялся между водным агатом и воздушным бархатом тропического вечера. И все расходились. На ужин.

Жизнь в отеле похожа на жизнь гуся, из которого французы собираются сделать своё знаменитое фуа-гра — паштет из гусиной печёнки. Для этого, как известно, юного гуся добрые французы запихивают в сетку, подвешивают сетку на гвоздь. В рот гусю вставляют трубку, а в трубку через каждые полчаса запехтеривают грецкие орехи. Гусь сначала ещё пытается двигаться. А потом смиряется. Жрёт орехи и жиреет не по дням, а по часам. В отеле всё то же самое. С тем исключением, что тебя потом не забивают.

Когда я приехал в отель, мой чемодан донес в номер носильщик. Мы разговорились. Носильщика звали Рикардо. «Можно просто Рики, — сказал он. — Или амиго. Здесь все называют друг друга амиго. Как по-русски амиго?» — «Друг». — «Друкк… А как твоё имя?» — «Владимир». — «А! Я буду звать тебя Влади». — «Договорились».

Амиго Рики — симпатичный, где-то пятидесятилетний мужичонка. Небольшой, но жилистый и крепенький индеец, с прекрасной улыбкой. Рики улыбался так, как будто он только что лично принял у тебя роды и сообщает, что ты обладатель очаровательной тройни. Он одаривал улыбкой, как долгожданной новостью, дождём среди засухи, корзиной хризантем или стаканом с похмелья. Я дал ему два доллара на чай. Рики включил на лице восторг: «Грасиас, Влади». И его глаза сверкнули, как фотовспышки.

Несколько дней я отлёживался, отсыпался, отсаливался в море и отпивался в баре. Московская зима постепенно отшелушивалась. Слоями. Вместе со снами. Снится, скажем, метро, потом — слякоть, ржавчина на батарее… И на следующий день всё это забывается. Смывается из памяти. Потом, например, целую ночь снится, что ты отмываешь руки после газеты «Аргументы и факты», пахнущей раздавленными клопами. Всю ночь моешь руки и не можешь отмыть. Долгий, нудный, липкий сон. А утром просыпаешься, трясешь головой, ныряешь в океан — и всё забыто. Происходит очищение ауры. Реставрация фрески. Сауна духа. Гадюка меняет кожу. Называйте, как хотите.

Каждый вечер я ходил смотреть на Коко, который почему-то не надоедал. Может быть, потому что крокодил — это путешествие во времени. Всё-таки полторы сотни миллионов лет. Это тебе не Децел.

В баре у отеля я часто встречал Рики. Мы разговаривали:

— Значит, ты работаешь в отеле? — спросил я его один раз.

— Через день. А в другие дни у меня другая работа.

— ?

— Я учу туристов пить текилу.

— ???

— Приходи завтра вот сюда.

Рики достал рекламку. На ней был обозначен другой отель. Стрелка указывала, куда подходить.

— Завтра в восемь.

На следующий день, после очередного мистического рандеву с Коко, я пошёл смотреть, как Рики учит туристов пить текилу.