Рассказы

15 февраля 2005 года, то есть два года назад, именно в то время, когда у нас с ней был роман, она пришла к отцу Киллинсби и исповедалась. Она рассказала историю, от которой у меня мурашки идут по коже. Возможно, никому, кроме меня, она страшной не покажется, но это потому, что никто не знает Мари так, как её знаю я.

«…это было, ну, вчера…»

«Говори, дитя моё, не бойся».

«Я не знаю… (плач). Я…»

«Не плачь, дитя моё. Я слушаю тебя. Ты можешь рассказать мне всё». (плач)

«Я… я убила вчера человека».

«Расскажи мне, девочка».

«Двоих… Билли Бакстера и его друга, этого, Марка…»

«Расскажи всё по порядку, дитя моё».

«Ну… Я вышла из дома вечером, я шла на свидание… Я встречаюсь с парнем, ну, неважно, с кем, он тут ни при чём… Я шла по дороге, прямо посередине — вечером у нас никто не ездит почти, вы же знаете. Я люблю ходить посередине дороги…»

«Я слушаю тебя».

«…и тут сзади шум: машина. Я отбежала к обочине, а она затормозила. Это были Билли и Марк. Они были навеселе, и у Билли был винчестер. Он с ним на охоту ходит постоянно. Отцовский. И он прицелился в меня, и улыбался так гадко, и сказал, мол, садись в машину. Я хотела позвать на помощь, но у меня язык прямо отнялся, ни слова сказать не могла. И тут Марк из машины выскочил и за волосы меня схватил и потащил в машину…» (плач)

«Ну, успокойся, дитя моё, успокойся… Рассказывай».

«… ну, Марк со мной на заднем сидении, а Билли спереди. И я… ну, в общем, у Марка нож был в руке, и он к горлу мне его приставил, а другой рукой грудь лапает… и говорит, мол, не рыпайся, поиграем и отпустим. А я рукой шарю вокруг и вдруг что-то твёрдое нахожу, и понимаю, что это отвёртка: у Билли под сиденьем инструменты стояли. Ну, я эту отвёртку сзади Марку в спину…». (рыдания, всхлипы)

«Да, девочка, говори».

«Ну, он заорал и отскочил от меня, и рукой задел Билли. Тот тоже закричал, и руль крутанул, и затрясло, и машина в кювет съехала. Не перевернулась, а просто съехала, и всё. Открываю глаза — я их зажмурила, и смотрю: Билли на руле лежит, но живой, дышит, и Марк дышит, но тоже без сознания. Я стала дверь пытаться открыть, а она не открывается. Надо было через Марка перелезть. Я начала перелезать, а он очнулся, и смотрю: отвёртка уже у него в руке, вытащил, значит, я неглубоко её всадила. И на меня замахивается. И тут… тут…» (дикие рыдания)

«Что? Что?»

«Я ткнула пальцем ему в глаз. (рыдания) Полпальца воткнула… (рыдания). Он отвёртку от боли уронил, я её схватила и стала его бить, и била его отвёрткой, и била, и очнулась, а он весь в крови, и мёртвый…»

«А Билли?»

«Смотрю на Билли, а он очнулся, и тоже на меня смотрит. И страшно ему. И тогда в меня бес вселился. Я беру… (голос становится хладнокровнее, злее)… отвёртку и ему в глаз с силой. Он заорал и выскочил из машины: его дверь открылась от аварии. Я перебираюсь на переднее сиденье — и за ним. А он скачет и орёт от боли, и в его глазу отвёртка торчит… А потом он упал. А я… я взяла камень, большой, чуть подняла, подошла и сбросила ему на голову». (долгое молчание)

«Это страшный грех, моя девочка».

«Потом я пошла к машине, нашла тряпку и стёрла все отпечатки, которые там могли остаться. Мне уже не страшно совсем было, я вдруг стала хладнокровной такой. И пошла к реке, в ней вымылась. Потом я отвёртку из Билли вытащила и забрала с собой. А дома всю одежду и обувь сожгла». (снова молчание, потом рыдание, голос снова дрожит)

«Я не знаю, что со мной было… Мне страшно, отец…»

«Не бойся, рассказывай, обо всём говори…»

Их нашли именно там, где говорила Мари на этой плёнке. У Билли размозжён череп и дыра вместо правого глаза. У Марка — двадцать четыре прокола отвёрткой — глаза, рот, нос, грудь, живот, даже гениталии.

Это был День Святого Валентина, 14 февраля, и запись это подтверждала. Это был единственный День Святого Валентина, который Мари провела со мной — весь день, с утра до вечера, и всю ночь. Я помню весь тот день как свои пять пальцев, пусть и прошло два года. Она пришла ко мне домой, в мою квартирку, в четыре часа дня. И ушла только на следующий день. Конечно, мы выходили из квартиры: мы поели в ресторанчике, погуляли по парку, пускали воздушного змея, купленного на улице. Но вечером 14 февраля Мари Мессель никак не могла убить Билли и Марка.

На протяжении записи Мари несколько раз утверждает, что это было именно 14 февраля вечером. То же самое есть в записях отца Киллинсби в папке Мари Мессель. Моя собственная память говорит обратное, и я уверен, что не ошибаюсь.

Поэтому я аккуратно складываю всё обратно в тайник, забираю оттуда только её папку. И иду к Мари. Я хочу снова услышать её голос. Её голос на плёнке — точь-в-точь такой, каким я его помню: всё-таки мы иногда видимся в городе, но я хочу услышать её голос ещё раз.

Мари снимает комнату у вдовы Пайпер, но я иду в бар, потому что Мари работает по вечерам. Бар практически пуст, и Мари скучает за стойкой. Она уныло глядит на Бойла Кастерса, который пьёт своё пиво, и на незнакомого мне парня, который просто сидит за столиком и пялится в темноту за окном.

— Привет, Мари, — здороваюсь я.

— Привет, — говорит она.