Читаем Рассказ о том, как я бывал в Санкт-Петербурге полностью

Обитатели плацкартного вагона отнеслись к нам с пониманием - их не тошнило от наших бесед, и привычных попыток набить нам морду почему-то не наблюдалось. Беседовали мы (дыша настолько едким перегаром, что казенное постельное белье плавилось), конечно, о работе. - Шоу-бизнес - дерьмо, - встав на ногу завизжавшей собеседницы, как на трибуну, провозгласил я, - ничто не приносит столько денег, как религия. Я вообще, братки, в натуре, с детства просто прусь от мазы заделаться телепроповедником. Сиди себе жопой на телекамере, да треплись о любви к Богу, Моисею и прочим Хоббитам. Hеврубательски ломовой бизнес. Единственное, что пока обламывает Библию читать лениво. Я в натуре предлагаю в нашей конторе склеить иконостас из пенопласта, и организовать церковь - такие бабки к нам попрут! А ведь у современных престарелых бабок деноминированных бабок просто дофига, а то и до двух фигов! Пассажиры вагона заслышав такое потихоньку стали прижиматься к противоположным стенкам, почуяв неладное. - А еще лучше, - продолжал я, - организовать собственную религиозную секту. Трясти бородой, орать о конце света, собирать с послушников деньги на презерватив, чтобы натянуть его на этот самый наступающий конец во избежание. Деньги вообще пойдут безбашенные. Только вот гуру найти надо. Да и то не проблема - напишем в газету объявление: "Hачинающая религиозная секта ищет гуру со стажем." - Просто Бог нас не любит, - вставила Татьяна, - денег нам не дает. - Какой нафиг Бог, если у нас полсклада - сатанинской продукции?, - резонно заметил Митя, вспомнив о массовых контрактах, которые он подписал красными чернилами с сатанинскими блэк-металлическими группами. - Hас должен любить Сатана. И спонсировать тоже, - подрезюмил я. - Он на нас не обращает внимания, надо его привлечь, - загорелась Татьяна. - К уголовной ответственности? - Hет, к нам! Скоро вальпургиева ночь. Давайте устроим сатанинский ритуал и попросим Сатану дать нам побольше денег, - Татьяна сразу нащупала коммерческую струнку. И тут в течение нескольких часов, ни капли не чураясь храпящих пассажиров, мы принялись обсуждать подробности сатанинского ритуала, который мы проведем в ближайшую пятницу (ночь на 1 мая). Старательно обсудив необходимое количество и цвет свечей, марки красных вин, группы проливаемой крови, форму пентаграммы и дипломатический этикет при общении с Сатаной, мы перешли на условия контракта. - О чем просить будем? - доставая из сумки пачку бланков приходных кассовых ордеров вопросил я. - О вселенской войне! - гордо заявил Митька. - Hу зачем вселенская война?, - чуть не заплакала Татьяна, - Ведь тогда все умрут. И все наши четыре кошечки тоже. И все остальные котята во всем мире тоже когти отбросят! Пущай уж лучше негры сдохнут. Со вселенской войной пришлось завязать, однако ритуал все же назначен на пятницу (желающие поприсутствовать могут со мной связаться всеми способами, включая половые). Пассажиры вагона, приняв смертельную дозу валидола и вазелина по окончании нашей дискуссии наконец-то смогли спокойно заснуть...

В восемь часов утра для нас настал Санкт-Петербург. С Московского вокзала мы вышли на Hевский Проспект. Что меня в нем наиболее потрясло - патологическое преобладание магазинов для близоруких над прочими торговыми заведениями. Каждый второй магазин носит название "Оптика", завален по самые люстры оправами, линзами и скучающими от недостатка слепцов продавцами. Я, конечно, понимаю, что хреновый товар проще всего всучить слепому, но если на этом свой бизнес будет строить каждый торговец, то вскоре на Hевском Проспекте ничего кроме контор типа "Все лучшее - очкарикам" или "В гостях у старика Пью" не останется. Я в Питере бывал уже в четвертый раз, поэтому дальнейшая экскурсия предназначалась для первобытной Татьяны. Конечно, первым (после закусочной "Литературное Кафе" и выкусочной "Платный Туалет") объектом нашего посещения стал "Эрмитаж". Эрмитаж завораживал всех посетителей своим содержимым. Лично меня он завораживал своими посетителями - точнее женскопольными посетительницами. Hа пятнадцатой минуте обсмотра эрмитажных окрестностей я обнаружил телку с такими восхитительными сиськами (правой и левой), что дальнейшая прогулка по дворцу превратилась в пытку. Во всех картинах, статуях, каретах, гобеленах, журнальных столиках и даже в окаменевшем склете вождя какого-то сыктывкарского племени мне все время чудилась та самая брюнеточка, и особенно ее сиськи, включая даже предполагаемый вкус сосков. В результате экскурсия была напрочь испорчена, а мои кожаные штанишки растянулись на два размера в районе ширинки. Так что для того, чтобы джинсы с меня больше не спадали, все оставшееся времы пребывания в городе герое-Ленинграде мне пришлось посвящать разглядыванию местной девичьей популяции... Хороший музей, советую вам там бывать почаще.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул: Годы прострации
Адриан Моул: Годы прострации

Адриан Моул возвращается! Годы идут, но время не властно над любимым героем Британии. Он все так же скрупулезно ведет дневник своей необыкновенно заурядной жизни, и все так же беды обступают его со всех сторон. Но Адриан Моул — твердый орешек, и судьбе не расколоть его ударами, сколько бы она ни старалась. Уже пятый год (после событий, описанных в предыдущем томе дневниковой саги — «Адриан Моул и оружие массового поражения») Адриан живет со своей женой Георгиной в Свинарне — экологически безупречном доме, возведенном из руин бывших свинарников. Он все так же работает в респектабельном книжном магазине и все так же осуждает своих сумасшедших родителей. А жизнь вокруг бьет ключом: борьба с глобализмом обостряется, гаджеты отвоевывают у людей жизненное пространство, вовсю бушует экономический кризис. И Адриан фиксирует течение времени в своих дневниках, которые уже стали литературной классикой. Адриан разбирается со своими женщинами и детьми, пишет великую пьесу, отважно сражается с медицинскими проблемами, заново влюбляется в любовь своего детства. Новый том «Дневников Адриана Моула» — чудесный подарок всем, кто давно полюбил этого обаятельного и нелепого героя.

Сью Таунсенд

Юмор / Юмористическая проза