Оглянулись и увидели трех полицейских. Двое держали нас за плечи, третий, сержант, руководил операцией. В ответ на мой протест и попытку объяснить, что мы иностранцы, просто хотим заснять процессию и ничего дурного не замышляем, последовала чеканная реплика:
— По приказу генерального инспектора полиции города Карачи вы задержаны. В случае сопротивления прикажу надеть на вас наручники.
Пришлось повиноваться. Нас доставили в ближайший полицейский участок, где дежурный офицер установил личности по имевшимся при нас удостоверениям. Убедившись, что я дипломат, коротко бросил:
— Вы свободны, сэр. С вами разберется наш МИД. А вашему спутнику придется дождаться решения генерального инспектора после окончания таазийи. Он возглавляет процессию. Ваши камеры мы сдадим на проверку экспертам.
Меня такой вариант, разумеется, не устроил. Хорошенькое дело! Оставить в лапах полиции товарища, да еще шифровальщика — резидентуры. Поэтому от освобождения наотрез отказался. Пересказал Борису, не владевшему иностранными языками, суть проблемы и заверил, что не брошу его ни при каких обстоятельствах. Офицер воспринял мой отказ равнодушно. Только пожал плечами.
Так мы просидели в приемной комнатушке полицейского околотка не менее трех часов под надзором одного нижнего чина. Периодически нас угощали чаем и кока-колой.
Затем дежурный объявил, что нашему «временному задержанию» пришел конец, и мы можем убираться восвояси. При этом он добавил, что наше съемочное оборудование останется пока в полиции на одни сутки и по истечении оных будет возвращено владельцам, если не выявится каких-либо «новых, препятствующих этому фактов». И тут же протянул мне аккуратно оформленный документ об изъятии кино и фотокамер.
Попрощавшись с нашими любезными «тюремщиками», мы на всех парах помчались прямо к резиденту, не сомневаясь, что «на орехи» нам будет выдано сполна. Шеф Сергей Иванович, человек добросердечный и интеллигентный, внимательно выслушал исповедь, произвел разбор содеянного по всем канонам разведывательного искусства, но ограничился такой мерой наказания, которую можно приравнять к легкому отеческому подзатыльнику нашалившему чаду.
На следующий день я получил в полицейском участке нашу аппаратуру. После завершения этой процедуры уже другой дежурный офицер неожиданно для меня торжественным тоном произнес буквально следующее:
— Позвольте передать Вам, советскому дипломату, искренние извинения генерального инспектора полиции города Карачи за причиненные неудобства. Его превосходительство приказали задержать Вас и Вашего спутника, поскольку ему доложили, что Вы пытались фотографировать пакистанских женщин без их согласия и одобрения их родственников мужского пола.
В душе я так и обомлел от изумления, но виду не показал. Сердечно поблагодарил «Его превосходительство за столь быстрое восстановление справедливости» и откланялся самым вежливым образом.
Последующей проверкой нашей съемочной аппаратуры техническим сотрудником резидентуры было установлено, что пакистанцы ее даже не вскрывали.
Многие годы затем я проработал в разных мусульманских странах. Не единожды наблюдал таазийю, но фотографировать эту колоритную церемонию мне больше так и не захотелось. В моем кино и фотоархиве до сих пор нет таких снимков.
Июль 1966 года. Сижу в зале Карачинского аэропорта среди пассажиров, ожидающих выхода на посадку в самолет, вылетающий рейсом Карачи — Тегеран — Москва. Отдыхаю от неизбежной предполетной суеты, привожу мысли в логический порядок. Словом, сосредотачиваюсь. Рядом на диване — красивая молодая пакистанка в нарядном сари. Всем своим обликом излучает любопытство. Глаза огромные, пытливые, приглашающие к общению. Держится уверенно, ни тени застенчивости. Поведение для азиатки нетипичное. Так обычно ведут себя в Пакистане представительницы лучшей половины человечества из высших кругов аристократии и интеллигенции, получившие образование и шлифовку манер на Западе. Встречаемся взглядами.
— Ассалям-о-алейкум, — почтительно здороваюсь я.
— Ваалейкум-ассалям, — с готовностью отвечает она. — Мне кажется, вы из России. Да?
Киваю головой в знак согласия. Мусульманка явно хочет сказать что-то еще, ерзает, но не решается. Некоторое время молчим. Однако любопытство в ней берет верх.
— А можно задать вам один не совсем обычный вопрос?
— Пожалуйста.
— У нас говорят, что все русские, которые выезжают за границу, обязательно служат в КГБ. Это Действительно так?
В глазах собеседницы пляшут бесенята. По всему видно, что «задирается» она умышленно. Что ж, подумал я, коли так, получай, что называется, наотмашь и сполна.
— Нет, совсем не так. В Советском Союзе, частью которого является Россия, живут не только русские. И в КГБ зачисляются сразу после рождения не одни русские, но и украинцы, и узбеки, и евреи, и аварцы, и сваны. То есть выходцы из более чем ста наций и народностей, населяющих нашу страну. Представляете, какая мощная и грозная сила наш КГБ?