Ну а пока он — еще хозяин экспортно-импортной конторы в Буэнос-Айресе — стоял в полицейском кабинете, охваченный противной дрожью. Он плохо вытерся, волосы остались мокрые, на улице и в помещении было холодно, и его бил страшный озноб. Кажется, этот озноб даже отвлек его от того, что говорили «сидовцы»: мол, жену его отдадут солдатам в казарму, что-то там сделают с детьми, и вообще в стране военный режим, поэтому всю его «шпионскую семейку» могут расстрелять, бросить в яму, и о том никто никогда не узнает… Он понимал, что это не пустые угрозы — в ту пору в Аргентине каждый день бесследно исчезали десятки людей. Эти десятки постепенно складывались в сотни и тысячи… Но дрожь, которую он тщетно пытался унять, и мысли о том, что же теперь делать, как-то помогли абстрагироваться от угроз. Так бывает, когда, например, больной зуб заставляет человека позабыть про все служебные или личные неприятности…
Тут в коридоре, совсем рядом, раздался пронзительный детский крик, перешедший в горький плач. Месконис напрягся, но вскоре понял, что это — магнитофонная запись. Ее потом пришлось слышать еще не единожды.
— Все это недоразумение, — стараясь выглядеть спокойным, отвечал Месконис. — Произошла ошибка, и, я думаю, вы скоро во всем разберетесь…
По счастью, жизнь устроена так, что порой даже в самой ужасной ситуации вдруг происходит нечто, заставляющее человека невольно улыбнуться и почувствовать, что не все еще так плохо. В дверь помещения, где он находился, заглянул полицейский; Месконис узнал в нем завсегдатая того небольшого ресторанчика, которым он владел три года тому назад. Ресторанчик находился рядом с одним из участков. Заглянувший заулыбался и радостно воскликнул:
— Ага, попался! Не надо было с нас столько драть за кока-колу!
Этакий приятельский «черный юмор» человека, решившего, что Владиславо «загребли» за какой-то пустяк.
«Сволочь! — беззлобно подумал Месконис. — Я же вам, полицейским, все продавал со скидкой…»
Сидевший здесь офицер тут же так цыкнул на полицейского, что того мигом и след простыл.
…Ночь Владиславо провел в камере, если только можно так назвать «каменный мешок» с цементным полом, политым водой, и без крыши. Здесь можно было только стоять или сидеть на корточках, что он и делал, непрестанно раскачиваясь, как китайский болванчик, чтобы не замерзнуть. Он думал, думал и думал: что теперь делать? почему они знают, кто я такой? где случился прокол?
Между тем его жена с двумя маленькими дочками тоже были арестованы и находились где-то неподалеку — хорошо хоть, как он потом узнал, не в такой «каталажке». У них пол был паркетный, на нем можно было спокойно сидеть. И еще там было теплее.
Не станем утверждать, что, как говорится в романах, «в этот момент перед ним прошла вся его жизнь». Ему тогда было совсем не до ностальгических воспоминаний… Зато нам сейчас никто не мешает прервать более-менее стройную цепь повествования и рассказать о том, что за человек скрывался под именем Владиславо Месконис. Все равно он сам после зрелых размышлений сделает это поутру, хотя окажется менее правдив, чем мы.
Доказать? Элементарно! Он скажет, что его подлинная фамилия — Мартынов, Вадим Михайлович Мартынов. Мы между тем честно скажем, что это — вымышленная оперативная фамилия, а подлинная известна лишь тому, кому это положено по долгу службы. Мы назовем его оперативный псевдоним: Вест — но опять-таки признаем, что это не совсем так, хотя и будем в дальнейшем называть Вадима Михайловича именно так…
Ну а все далее изложенное — правда. Почти правда. Но ведь разведка без тайн и недоговоренностей — это как-то даже и неинтересно.
Если начинать рассказ про Мартынова с самого-самого начала, то следовало бы сказать, что для него служба в органах ВЧК-КГБ — дело семейное. Отец, Михаил Петрович, служил в Особом отделе дивизии Котовского, затем — в ЧК города Умани, а получив юридическое образование, стал районным прокурором.
Вынужден буду разочаровать любителей «разоблачений»: когда начались репрессии, один из старых друзей-чекистов помог Михаилу Петровичу уехать на отдаленную МТС — машинно-тракторную станцию, — стать заместителем директора по политической части. Так что отец Мартынова к кампании по борьбе с «врагами народа» отношения не имел… В КГБ потом работали и старший брат Вадима, фронтовик, и младший, который сумел дослужиться до генерала Службы безопасности одного из государств СНГ. Ну а сам он поступил на английское отделение в «институт без вывески», как тогда в просторечье называли Ленинградский институт иностранных языков КГБ. Готовился стать референтом-переводчиком, да вышло по-иному.
Незадолго до выпуска туда по традиции приехали товарищи из Москвы, отбиравшие кандидатов в разведку. Из семидесяти выпускников они отобрали пятнадцать человек. Еще шел выпускной вечер, гремела музыка, продолжались танцы, а будущим разведчикам было сказано брать свои пожитки и садиться в грузовик, который доставил их с Петроградской стороны к Московскому вокзалу.