Рассекающий поле

Он чувствовал себя здесь странно. Парк отвлекал – потому что был настоящий. В нем были звуки, а в ее комнате всегда стояла звенящая тишина.

Он бы ушел сразу, если бы не новое и пугающее ощущение пустоты от ее отсутствия. «Куда я пойду? Что мне там делать?»

У песни есть такое свойство – поющий ее вынимает из себя то, что уже невозможно спрятать обратно. Вообще неясно, как оно там помещалось, как могло лежать в покое.

Он хотел бы взять ее сейчас за руку, отвести домой, согреть; тренированное воображение легко изображало их совместный домашний уют. Оно не могло представить разве что секса, но договоримся, что тут будет все в порядке. Однако будущее, которое казалось очевидным, было обречено. Сейчас не могло быть ничего неестественней, чем ее рука в его ладони. Он знал уже это, поскольку пытался. Она посмотрела на него, как на юношу, который освоил новый трюк, улыбнулась, убрала руку. Он сжал зубы. «Как я оказался в этой ситуации?» Пытался понять, где что-то сломалось. Прошло всего несколько месяцев после их первого разговора, а они были уже мужчиной и женщиной со сложными отношениями.

Прощаясь с нею, он знал, что завтрашний день начнет для нее все с чистого листа. Он знал, что, уходя от нее поздно, он уходит из ее жизни. Его появление всякий раз оказывалось началом какого-то совместного пути. Как будто он выводил эту девушку из царства теней. И сколько раз казалось, что он завел ее так далеко, что вернуться уже невозможно. Как они могли друг друга понимать! Эти обертоны сложных мотиваций, эти опыты испытания литературной классики на соседях. А иногда и объятья, и утешенья, и прохладная страсть. Но стоило ему отвернуться, и она исчезала. А когда она появлялась, он не узнавал ее.

«Ты не умеешь любить, Сева». Даже не хотелось реагировать на эти слова. Конечно, он не умеет любить чужого человека. А кто умеет? Что чужой человек может понимать о нем? Он смотрел на нее, удивляясь своему раздражению. Отворачивался, чтобы остаться с образом той Вали, которая, да, зацепила его.

Но ведь не всегда же так было, ты вспомни, Сева. Ведь это она сама выманила тебя! Да, она выманила, внимательно и одобрительно рассмотрела. Возможно, здесь нужно было понять, что больше ничего она дать не могла.

Как не могла? Сколько раз она убедительно говорила о том, сколь ты исключителен. Разве когда человек говорит так, это не значит, что человек относится к тебе исключительно?

Нет, не значит. Это значит, что перед тобой тонкий, начитанный или просто льстивый человек, который способен рассмотреть твои исключительные качества и их редкие сочетания. Разве ты не должен быть благодарен уже за эту способность тебя оценить? Почему ты требуешь большего?

Потому что словами дело не ограничивалось. Мы были близки! Нам много раз и по-разному было хорошо. И для некоторых людей это достаточный повод, чтобы быть вместе. Сева как раз из таких людей. А почему Валентина – нет?

Ей просто прискучил очередной уникум, которому она открыла глаза на самого себя. Если присмотреться, можно увидеть, сколько их вокруг нее. Среди них есть люди, с которыми ее познакомил ты сам, Сева. И ты, Сева, видел, как их изменили простые разговоры с нею.

Да, Сева хорошо это видел.

А еще он видел, как эти уникумы, пугающиеся того, что их исключительности более не осознает никто, брали ее силой. Какая неожиданность! Она вообще-то могла держать дистанцию, находясь в объятьях. Просить уйти всем отдающимся телом. Но достаточно запретить себе видеть все эти тонкости – и она твоя. Она не смеет, почти и не пытается тебе сопротивляться, Сева. Она просто слабая женщина. Бери ее и гони всех проходимцев. Сделай ей ребенка, наконец.

Гм, да, дельный совет. Но тут такая штука… Встает тут один вопрос: а Сева в принципе вправе ожидать любви? Дело в том, что ему, неопытному, но начитанному, кажется, что если человек любит, то – отдается. А если не любит, то ты всегда будешь бесправен. Даже если будешь регулярно ее брать, даже если сделаешь ребенка.

Ну иногда она будет любить, куда денется. Она же просто сама не знает, как распознавать свою любовь. Она пока ее не освоила. Она освоила только разговоры о литературе и человеческих качествах. А жить ее не учили. Лучшие слова, которые она говорила Севе, были о том, что между ними было тогда, когда почти ничего не было. «Я тогда смотрела на тебя и думала только о том, как тебя хочу». Эта фраза в ее жизни возможна только в прошедшем времени. Возможно, завтра она с восторгом расскажет тебе о сегодняшней встрече, когда ты ни на миг не почувствовал контакта с нею. Все эмоции отданы этим ложным воспоминаниям. Но она никогда не вспоминала, как Сева нес ее на руках через текущую рекой после ливня улицу, как держал в ладонях ее лицо, как говорил нужные слова. Когда он пытается втащить ее в жизнь, она смотрит на него, как доктор, – внимательно. Наблюдает пациента.

Господи, как так?! Как так?! У нее вон грудь – с такой грудью жить да жить!..