Рассеянная жизнь

Поль нравилось вспоминать, как начиналась эта любовь, единственная, которая ей удалась — у неё были отношения несимметричные, когда один из пары только позволял себя любить. Случались и вполне взаимные, но вместе остаться не удалось, и даже в обоюдном дружелюбном равнодушии получилось пожить. Но вот так, чтобы душа в душу и вместе, — такое впервые. В любви этого города она не сомневалась, здесь ей слишком везло. Например, с жильём — приезжая туристкой, умудрялась не слишком дорого селиться в самых лучших районах, а когда переехала окончательно, удача не изменила, и ей досталась крошечная квартирка в прелестном квартале Керем а-Тейманим. Пристройка, где она располагалась, предназначалась под снос, но никто не знал точных сроков, и хозяйка предложила договор без гарантий, пока на полгода, а потом как пойдёт, зато гораздо дешевле обычного в этом районе. Раньше здесь жила почтенная матушка большого йеменского семейства, но, как деликатно выразилась её дочь Гала: «Этим летом она перестала нас радовать». «Остаётся надеяться, что они её не усыпили», — подумала Поль.

Но поначалу она не сомневалась, что эта любовь станет несчастливой, как и все прочие. Потому что никакой эмиграции ей не светило, породой не вышла, мама была безнадёжно рус-ской, разве что с четвертинкой цыганской крови, отца она не знала. Он дезертировал с семейного фронта, когда ей было три, и мама раз и навсегда вычеркнула его из жизни, даже фамилию дочери поменяла и на вопросы отвечать отказывалась. Чуть что — в крик: «Не хочу про этого подлеца говорить, не мотай мне нервы». О том, что он какой-то непонятный Грейфан, Поль узнала случайно, уже будучи взрослой, и тут же выкинула это из головы. И только когда придумывала себе очередной сетевой псевдоним, фамилия всплыла в памяти, но Поль не связала её с какой-либо национальностью: прикольно звучит, и ладно. Главное, маме не проболтаться, чтобы не обиделась.

И теперь Поль приготовилась к печальному роману, который будет раз за разом разбивать её сердце и опустошать кошелёк. Тель-Авив — до смешного дорогой город, в рейтингах его опережают только всякие там Цюрихи и Парижи, но про них-то понятно, а вот почему обшарпанный южный городишко, счастливая смесь Ближнего Востока, Европы и российской Ялты уверенно стоит в первой десятке, — загадка. Нет, экономические причины тому существуют, но кто в здравом уме согласится платить за крошечную студию на окраине, как за уютную двушку в центре Берлина? А за обычную еду в безликой кафешке, как в московском ресторане с авторской кухней? Но таких ненормальных нашлось множество, и Поль с изумлением обнаружила себя в их числе.

С впечатлительными интеллигентами, где бы они ни родились, случается, что человек внезапно влюбляется в чужую страну, начинает носить местную одежду, с головой ныряет в изучение культуры, усердно постигая тонкости, очевидные для любого аборигена с младенчества, и не помнит себя от счастья, если кто-нибудь говорит: «О, да ты стал совсем как…» Неважно, как израильтянин, как русский, ирландец, маори или японец. Со стороны он, конечно, выглядит, африканцем в кокошнике, играющем на балалайке «калинку-малинку», но сердце его ликует.

Поль для глубокого погружения не хватало ни усидчивости, ни впечатлительности, она не ощущала неожиданной близости и не слышала голоса крови, о которой тогда и не подозревала. Это была чистой воды бессмысленная влюблённость в чувака, который тебе не светит.

А началось всё однажды весной в Иерусалиме. В конце февраля она въехала в этот город с раненым сердцем и мигренью, а в начале марта уезжала с ясной головой, но совершенно очарованная. Город вне времени, из нежного белого камня, золотистого по утрам и розоватого на закате; говорящий на непонятных языках, но очевидными знаками; пропитанный тысячелетней верой нескольких религий и беспамятной сиюминутной прелестью. Местные страшно важничают, рассказывая о том, какой Иерусалим своенравный, кого-то может невзлюбить или вовсе не впустить: известна история о еврейском филантропе, который физически не мог въехать в благословенную столицу, так и жертвовал всю жизнь миллионы из-за бугра. В самом деле, многие жалуются на гнетущее впечатление и безотчётную тревогу, накрывающую на здешних улицах, а в Старый город не стоит соваться под психоделиками, иначе бэд-трип гарантирован.

И потому Поль прислушивалась к себе с некоторым беспокойством, но в первые же минуты почувствовала необъяснимое веселье, пузырьки счастья в груди, газированную радость, которая не думала угасать ни на Виа Долорез, ни в храме Гроба, ни даже у Стены Плача. Как будто ей доподлинно сообщили, что смерти нет и всё почти можно. Пожелай, хорошенько сформулируй и напиши записку, поставь свечку, брось монетку — соверши любой ритуал, который тебе симпатичен, — и сбудется многое. Поль честно поискала своё настоящее желание и поняла, что как ни глупо это звучит для женщины её лет, но да — любви, счастливой и воплотившейся.