Рассечение Стоуна

В госпитале Миссии благодаря Хеме Стоуну никогда не приходилось вторгаться в область женских репродуктивных органов. Это поле битвы он без боя уступил ей (хотя уступать что-либо без боя было для него совершенно нехарактерно).

За пределами операционной они с Хемлатой были добрыми товарищами. В конце концов, в Миссии было всего три врача: Хема, Стоун и Гхош, и вышло бы неловко, если бы они враждовали. Но в Третьей операционной Хема и Стоун умудрялись бесить друг друга. Точность и осторожность — вот был стиль Хемы. Матушка считала ее живым примером того, почему больше женщин должно прийти в хирургию. Порой матушке казалось, что Хемлата сначала выслушивает пациента, а потом думает, вместо того чтобы совмещать оба процесса. В качестве хирурга Хема исповедовала принцип «семь раз отмерь, один отрежь», тогда как другие считали, что семь раз — это чересчур. Она никогда не покидала операционной, не убедившись, что пациент очнулся от анестезии. Ее операционное поле было чистым и аккуратным, как на занятиях по анатомии, все уязвимые структуры четко определены, все меры безопасности предприняты, а кровотечение находилось под тщательным контролем. По мнению матушки, у Хемы все было статично, но живо, как на картинах Тициана или Да Винчи.

— Откуда хирургу знать, где он находится в данный момент, — любила повторять Хема, — если он не в курсе, где только что был?

По мнению Стоуна, важнее всего было не травмировать лишний раз ткань, у него не было времени для того, чтобы придать операционному полю эстетичный вид.

— Хема, если хочешь, чтобы рана была красивой, вскрывай трупы, — как-то сказал он ей.

— Стоун, если ты без ума от кровищи, подайся в мясники, — парировала та.

Опыт и натренированность Стоуна были столь велики, что его девять пальцев легко ориентировались в кровавом месиве, находя не видимые никому другому зацепки, движения были скупыми и точными, а результаты — неизменно превосходными.

В тех редких случаях, когда женщина поступала с проникающим ранением от рогов быка в области таза и с еще покрытыми грязью полей ногами или девушку из бара привозили с ножевым или пулевым ранением матки, Хемлата и Стоун трудились бок о бок и производили лапаротомию a deux, шипя друг на друга, стукаясь головами и порой обдирая друг другу костяшки пальцев ручками зажимов. Матушка уверяла, что записывает в журнале, кто именно из хирургов стоял при этом справа, и следит, чтобы очередность соблюдалась. Пока Хемлата без спешки вскрывала матку или возилась с разрывом мочевого пузыря, Стоун фальшиво насвистывал God Save the Queen[23], чем выводил Хему из себя. Если первым за работу брался Стоун, Хемлата заводила разговор о знаменитых хирургах прошлого — Купере, Хальстеде, Кушинге — и о том, с каким недостойным пренебрежением современные тропические хирурги относятся к их бесценному наследию.

К прославлению хирургов и их операций Стоун точно относился скептически.

— Хирургия — это всего-навсего хирургия, — повторял он, и нейрохирург для него был ничуть не выше ортопеда.

«Хорошему хирургу нужна отвага, для которой необходимая предпосылка — пара хороших яиц», — написал он в своей книге, прекрасно зная, что ни один редактор в Англии этого не пропустит. Зато с каким удовольствием Томас увидел эти слова написанными на бумаге. Для стиля Стоуна были характерны словоохотливость, задиристость и неистовость, что никак не проявлялись в обычной его жизни.

— Отвага? Что это ты такое написал про отвагу? — осведомилась Хема. — Своей жизнью ты, что ли, рискуешь?

Чисто технически Стоун вполне мог выполнить кесарево сечение. Но в этот роковой день сама мысль о том, чтобы вонзить скальпель в сестру Мэри Джозеф Прейз — его ассистентку, наперсницу, машинистку, музу, наконец, женщину, которую он, как оказалось, любил, — ввергала его в ужас. При столь тяжелом ее состоянии любое его действие могло стать последней каплей. С посторонним человеком он бы, пожалуй, отважился на кесарево сечение.

«Если доктор лечит себя самого, то пациент у него — дурак» — эту максиму он знал очень хорошо. Ну а как тогда назвать врача, что выполняет незнакомую операцию на любимой? Имеются мудрые афоризмы на сей счет?

После публикации книги Стоун неоднократно цитировал ее, будто напечатанные слова имели большее право на существование, чем не увековеченные на бумаге мысли.

Если доктор лечит себя самого, то пациент у него — дурак, но бывают обстоятельства, когда ему неоткуда ждать помощи…