Рассечение Стоуна (Cutting for Stone)

Во главе исследований по пересадке печени в Америке стоял блестящий хирург Томас Старцл. Первые пересадки печени он осуществил в 1963 – 1964 годах, но ни один пациент не выжил. Томас Стоун из Бостона, как указывали ссылки, попытался выполнить пересадку годом позже, и попытка также не удалась. Несмотря на критическое отношение общества, Старцл не сдавался. Первая успешная пересадка печени состоялась в 1967 году. Подвиг Старцла удалось повторить другим, включая и Томаса Стоуна. Риск был по-прежнему очень велик, но, после того как в литературе были описаны такие приемы, как обходное кровоснабжение через верхнюю полую вену во время продолжительных операций и применение «раствора Висконсинского университета» для сохранения трупной печени, результаты значительно улучшились. Проблема уже не была чисто технической, хотя с точки зрения техники операция была сложнейшей, все равно что для пианиста «Рапсодия на тему Паганини» Рахманинова при условии, что нельзя пропустить ни одну ноту или сфальшивить. Операция длилась десять, а порой и целых двадцать часов. Старцл показал, что она осуществима. Однако возникло два новых препятствия: где найти достаточное число органов для пересадки и как бороться с отторжением.

В 1980 году, когда я проходил интернатуру, Старцл сосредоточился главным образом на отторжении. Новый препарат, открытый группой сэра Роя Кална из Кембриджа, – циклоспорин – казался многообещающим.

Томас Стоун избрал иной подход, он сосредоточился на проблеме нехватки донорских органов и предложил решение, которое большинству наблюдателей показалось тупиковым: брать у живого здорового родителя-донора только часть органа и пересаживать ребенку, у которого печень отказала. Во всяком случае, в опытах на собаках печень донора увеличивалась в размерах (что компенсировало утрату ее части) и не отторгалась реципиентом. Правда, разделение пересаживаемого органа породило осложнения – такие как просачивание желчи и тромбоз печеночной артерии. Оно также ставило жизнь донора под угрозу, поскольку печень, в отличие от почек, орган непарный. Еще более полезной и многообещающей была работа Стоуна, в которой он пытался «содрать» с печеночных клеток животных антигены, по которым человеческие клетки распознают их как чужие, и слоями нанести животные клетки на мембрану, создав таким образом нечто вроде искусственной почки, пригодной для диализа.

Про пересадки органов я читал с восторгом. Несомненно, это была одна из самых захватывающих глав в истории американской медицины.

С Джонсона-младшего в отделении интенсивной терапии пылинки сдували. Он был под седативами, веки опущены, только глазные яблоки двигаются. Его тяжелая травма привела к инфаркту легкого (впервые замечен у солдат, выживших на поле битвы, у которых впоследствии развивалась странная ригидность легкого) и к отключению почек. В соответствии с правилами Би-Си Ганди, если из тебя торчат семь трубок, ты одной ногой в могиле. Трубок из Джонсона-младшего торчало девять. Но шли недели, трубка за трубкой извлекались, больному становилось все лучше. Требовалось тщательное медицинское наблюдение, хороший уход, и мы с Дипаком составляли ежедневные диаграммы, планировали мероприятия и решали текущие проблемы. Джи-Ар, как его называли родственники, на сорок третий день был переведен в обычную палату, а еще через неделю, застенчиво улыбаясь, покинул больницу, провожаемый выстроившимся у выхода в две шеренги персоналом отделений интенсивной терапии и травматологии. Если он кого и застрелил, то свидетелей не было, полиция интереса не проявляла, и Джи-Ар отправился домой. Своим выздоровлением он, несомненно, был обязан хирургам, но их усилия увенчались успехом благодаря его молодости и здоровью. Дух хрупок, нестоек, а тело выносливо.

В качестве интернов мы имели право участвовать в одной национальной конференции, расходы оплачивались. Я выбрал конференцию по пересадке печени, проходящую в мае в Бостоне. Прибыл я в чудесный весенний день. Центр города вполне соответствовал моим представлениям о старой, еще колониальной Америке, здесь чувствовался аромат истории. Я убеждал себя, что Бостон, город, где работал Томас Стоун, в качестве места проведения конференции – это простое совпадение и что я прибыл сюда не повидаться со Стоуном, а выслушать выступление основного докладчика – Томаса Старцла. Что касается пленарного заседания с участием Стоуна… я был не уверен, что пойду на него.

Утром в день открытия конференции я уже не мог больше лгать самому себе. Я пропустил заседание и прошагал шесть кварталов до больницы, в которой Томас Стоун работал все эти годы. Я больше десяти месяцев не вылезал из облачения хирурга и в костюме и галстуке чувствовал себя ряженым.