Распутник и чопорная красавица

— Если бы женщины имели право получать профессию, я охотно стала бы юристом и сама зарабатывала себе на жизнь!

Куинн про себя согласился с ней. Пусть характер у нее не сахар, но законы она знает превосходно.

— По-моему, вам бы лучше пойти в барристеры и выступать в суде, — ответил он вслух. Представляю, как вас боялись бы свидетели противной стороны!

Она нахмурилась: его замечание ее явно не обрадовало.

— Всю черную работу делают поверенные, солиситоры. Они готовят дело для передачи в суд. Ну а барристеры, которые выступают там, несправедливо присваивают себе всю славу — совсем как землевладельцы-аристократы результаты труда своих арендаторов, даже если сами транжиры, пьяницы и игроки!

Куинн велел себе терпеть. Нельзя забывать, что он заслужил такое отношение. И все же…

— Если не хотите, чтобы слуги сплетничали о наших отношениях, по приезде в Эдинбург, вам придется хотя бы притвориться, что я вам нравлюсь.

— Не вижу причин, — отрезала Эзме. — В нашей стране множество людей несчастны в браке.

— Если все решат, что наш брак несчастливый, нас не станут никуда приглашать. А мы должны перезнакомиться со многими людьми и выяснить, преследуют ли финансовые затруднения одного графа Данкоума или еще кого-то.

Эзме покачала толовой:

— По-моему, как раз наоборот. Всем любопытно подслушать супружескую ссору. Чем чаще мы будем предоставлять тамошнему обществу пищу для сплетен, тем охотнее нас будут везде приглашать.

— Если вы правы, тогда ненависть, которую вы ко мне питаете, определенно к счастью, и мы наверняка станем самой популярной парой в Эдинбурге.

— Маклохлан, я вас не ненавижу, — хладнокровно ответила Эзме, отчего в нем вскипела ярость. — Для того чтобы ненавидеть, надо быть неравнодушным.

Он дернулся, как будто она влепила ему пощечину. И все же он решил, что не подаст виду, будто она — как, впрочем, и кто-либо другой — способен причинить ему боль!

— Что бы вы обо мне ни думали, мисс Маккалан, — так же холодно ответил он, — ваш брат просил меня о помощи, и он ее получит. Нам обоим будет легче выполнить задание, если вы попробуете вести себя со мной прилично. Разумеется, на ваше уважение я не надеюсь, но нам необходимо хоть в чем-то идти друг другу навстречу. В противном случае лучше сразу вернуться в Лондон.

В глазах Эзме загорелись знакомые упрямые огоньки.

— А я и иду вам навстречу — иначе меня бы сейчас здесь не было. — Она глубоко вздохнула и разгладила юбку. — Однако согласна: враждебность может повредить нашим планам. Следовательно, давайте начнем все сначала.

Куинн вздохнул с облегчением, хотя не совсем понял, что она имела в виду под словами «начнем все сначала».

— Раз я исполняю роль вашей жены, мне полагается больше знать о вашей семье. Пока мне известно только, что ваш отец был графом, а наследник титула — ваш старший брат. Есть ли у вас другие братья и сестры?

О родственниках ему сейчас хотелось говорить меньше всего. К сожалению, Эзме права — ей действительно необходимо кое-что знать о его семейной истории.

— У меня было еще три брата — Маркус, второй по старшинству, Клодиус и Джулиус. Маркус погиб во время войны с Францией, Клодиус умер от лихорадки в Канаде, а Джулиус в шестнадцать лет упал с лошади и сломал шею. У меня была и сестра, но она умерла во младенчестве еще до моего рождения.

Эзме сдвинула брови. У любой другой женщины такое выражение могло бы означать сочувствие. Эзме, скорее всего, просто сосредоточилась, запоминая нужные сведения.

— А вашего старшего брата зовут Огастес?

— К сожалению, мой отец питал пристрастие к латыни и римской истории.

— Значит, вас назвали Куинтусом, потому что вы — пятый сын по счету? Кажется, по-латыни «куинтус» означает «пятый»?

— Да.

— Судя по выражению вашего лица, вы свое имя терпеть не можете.

— Не только имя. Мы с отцом не очень хорошо ладили.

— Мне очень жаль.

В ее голосе слышались искренние нотки.

— Не надо, — сухо ответил он.

Меньше всего он нуждался в жалости Эзме Маккалан. По родным он не скучал. Он слишком отличался от них — был одухотворен, полон жизни и задыхался в их душном мире, состоящем из охоты, стрельбы и рассказов о том, кто поймал более крупную рыбу, подстрелил фазана и первым заметил оленя. Он мечтал о чем-то другом — о яркой и полной событий жизни в столице.

— Со временем я открыл массу источников утешения.

— Видимо, вас утешали женщины.

Маклохлан сильно сомневался в том, что Эзме полностью сознает, зачем мужчина ищет утешения в объятиях женщины, хотя они дарят лишь мимолетное удовольствие и забытье. Вдруг он живо представил себе обнаженную Эзме, которая целует любимого, ласкает его, занимается с ним любовью, шепчет нежные слова, извивается и стонет в минуту наивысшего наслаждения. Открытие оказалось для него весьма неприятным.

— Сколько лет Огастесу? — спросила Эзме, разом выводя его из раздумий.

— Сорок пять.

— А вам?

— Тридцать.

Она задумчиво кивнула, и Куинн понял: в ее глазах он выглядит значительно старше своего возраста.