Распутица

– Извините, молодой человек, наверно, я ошиблась дверью, – растерянно произнесла она, при всём том вспомнив, что эта та самая квартира, о которой её предупреждала пожилая женщина из соседней квартиры, что там собираются одни пьяницы и наркоманы. Как же она об этом забыла, но деваться было некуда, и она спросила:

– Извините, молодой человек, вам случайно джинсы не нужны?

– Какие джинсы?

– Американские, монтановские. Я принесу сейчас, вы постойте, – ей казалось, что её не туда несло.

Парень стоял, не понимая, чего, собственно, от него хотела молодая женщина, которую он уже где-то видел. Юлия вскоре вернулась с пакетом, в котором лежали джинсы.

– Пошли – примерю! – грубо бросил тот, пропуская её в квартиру.

– Ты один живешь? – Юлия не заметила, как перешла с ним на «ты».

Квартира была двухкомнатная и давно не прибиралась, так как везде было грязно: мебель стояла новая, голая, без ковра стена, оклеённая обоями, на полу во всю длину и почти во всю ширину комнаты лежал зеленоватый войлочный затоптанный палас. Телефон стоял на столике в передней.

– Ну, где твои штаны?

Юлия, вынув из пакета, подала. Её вовсе не смущало то, что он был в одних трусах и майке, она смотрела на парня как на клиента. Руки у него были в наколках, что тотчас её поставило в неловкое положение: она знала, что те, кто отбывал срок в тюрьме, имели татуировки. У Семена вся грудь синяя от татуировок, а на плече выколот большой крест, под которым была надпись: «Несу всю жизнь».

Парень небрежно выхватил джинсы и с ними пошел в другую комнату, там у него была спальня, стоял магнитофон «Весна», кассеты которого разбросаны где попало по столу и на подоконнике. Под столом выстроились пустые бутылки из-под вина.

Он вышел в джинсах, они были по его размеру, но только сильно обтягивали его стройный худощавый стан.

– Брючата, я должен признать, классные! И сколько заламываешь?

– Три сотенки, так мне сказали!

Парень удивлённо присвистнул.

– Давай сбавляй, а то у меня в кармане не шиша, надо рвать когти к матери. Видала, как живу, точно медведь в берлоге. Ты, значит, живешь тут с прапором?

– Это не столь важно. Ну, так берешь за триста?

– Ты что, офанарела, откуда у бича такие бабки?

– Ну, тогда бы сразу сказал, а я сбивать таксу не могу. Прейскурант не мной установлен. Меня попросили продать.

– Слушай, как тебя зовут, я тебя уже раз видел здесь…

– Я тоже тебя видела пьяного, ну так и что? Мне некогда, думай скорей.

– Сбрось полтинник, и бегу к матери, – сказал парень.

– Не надо торговаться со мной, я сама цену не устанавливаю. Снимай, и я пошла.

Парень прямо при ней стащил джинсы и вернул молодой женщине, понимая, что она с кем-то связана тесными деловыми отношениями, и отступился от неё.

– А что же ты не убираешь квартиру? – поинтересовалась она, уходя от него. Парень провожал к двери.

– Ничего, подруга придет – заставлю.

– А сам не можешь?

– Ладно, чего пристала. Прапору своему говори, чего он может, а чего нет, а если надо…

Юлия ушла, не дослушав парня, словом, она обошла несколько квартир, и наконец покупатель нашёлся. Потом она продала масло. И если считать деньги, кажется, всё сходилось. В субботу она ни разу Михаилу не звонила. Он назначал, в какое время звонить наиболеё удобно, чтобы не нарваться на жену. Но он не знал, что ей хотелось бы подружиться с ней…

Глава двадцать третья

Михаила снегопад застал в пути, он как раз подъезжал к Новостроевску. На дальнобойных фурах полагалось ездить двум водителям. Однако в заграничные поездки это почему-то не предусматривалось. И Михаил всегда, то есть вот уже пятый год, ездил сам. Сначала по своей стране, а потом и за границу.

Не всякий раз ему удавалось провезти приобретённый за свои деньги товар, который запрещалось провозить в большом количестве. Но он выходил из безнадёжного положения за определённую сумму – на базе перекупочной фирмы товар включали сверх того, который надлежало провезти по заказу торгпредства. А потом выкупал его уже дома, поэтому на черном рынке цена на джинсы и всякий другой ходовой импортный товар была высокой и держалась довольно твёрдо и весьма устойчиво.

За годы работы на внешних линиях Михаил сошёлся ближе со своими коллегами. Это были достаточно дисциплинированные и по-своему порядочные люди, знавшие цену всякому произносимому слову. Наличие партбилетов у забугорных дальнобойщиков значило для них очень много. Это были проверенные во всёх отношениях люди – и госбезопасностью, и своим непосредственным начальством. Они имели личные автомобили, хорошо знали друг друга, и казалось, им всюду открыты двери.

Иногда вечером они съезжались к вечернему бару, заказывали отдельный зал, куда вход посторонним посетителям строго воспрещался. За закрытыми дверьми они потягивали коктейли при свечах. Специально подобранная спокойная музыка сопровождала их корпоративные беседы, в которые вставлялись иносказательные фразы на тот случай, если бы зал прослушивался.

В кругу этих людей сложились свои философские понятия,