Распутица

– А куда я детей дену? – удивилась Юлия, польщённая этим приглашением, ведь до сих пор, когда Светка куда-либо звала её, ей казалось, что она это делала исключительно из вежливости (чем, правда, племянница не очень блистала). И она, Юлия, не хотела нарушать их семейный суверенитет, да и зачем быть лишней?

– Мать моя посидит или твоя хозяйка, – подсказала та. – Я своего гаврика уже привела к ней.

– Может, она дежурит! Моя бабуля больная лежит, – пояснила Юлия.

– Маманя сегодня дома, ты уже забыла к ней дорожку. Она сама мне предложила тебя развеять, а то нам жалко на тебя смотреть, красота твоя вянет в этой дыре…

– Вот как? Красиво, красиво, ничего не скажешь.

Они вышли вместе, Юлия отвела детей к сестре. Светка поехала домой, так как с Игорем они жили в микрорайоне Черёмушки, где года четыре назад открылся ресторан «Новостроевск». Пока Юлия мыла голову, пока сушила феном волосы, прошло больше часа. Она надела самое лучшее платье из сиреневого трикотина, сделала причёску, уложив на затылке волосы в локоны, надушила их. Затем надела светло-синий плащ, белые на толстом каблуке туфли, взяла такого же цвета кожаную сумочку на длинном ремешке. И почувствовала себя вполне светской дамой. Юлии ещё не было тридцати лет, но временами ей казалось, что жизненный опыт значительно перевешивал её возраст, а по правде говоря, в жизни она видела мало хорошего, но сейчас этим не хотела огорчаться, так как для неё только всё начиналось…

В такой чудесный вечер, наполненный осенними запахами увядающей природы и городской жизнью, Юлия решила ехать на такси – остановила по счастливой случайности на Атаманской улице, где только что загорались электрические фонари с ртутным наполнением сверкающего света, отчего кругом становилось светло как днём. Чёрный от сырости асфальт поблескивал как-то печально; ярко горели витрины магазинов, хорошо освещая тротуар. Когда Юлия села в салон, таксист с повышенным интересом посмотрел на пассажирку в зеркальце, висевшее под самой крышей машины.

– Мне на улицу Народную, к семейному общежитию, – чётко произнесла молодая женщина.

– Очень хорошо, поехали туда! – непринуждённо ответил водитель, желая завязать разговор с ослепительно красивой пассажиркой. – Вы в гости или там живёте?

– А это моё дело, а ваше – молча вести машину…

– Много езжу, а таких красавиц в нашем городе ещё не видел, – он повернулся к ней, в его серых глазах сосредоточилась единственная мысль: «Ну как, я тебя убедил? Ведь я лучше, чем ты думаешь, со мной тебе будет не скучно…».

– Кто вам поверит? Я советую внимательно смотреть на дорогу, – сказала она, не принимая, однако, его искреннего желания поговорить с молодой женщиной, отчего даже слегка поморщилась, так как понимала то, к чему он склонялся в своих тайных нечистоплотных помыслах

– А что, говорю честно:, если все мои коллеги узреют такую красотку, как вы, так сразу обалдеют! – продолжал таксист приподнято, явно желая понравиться и на что-то дурашливо намекая.

Юлия смотрела в окно, пожалев, что поддержала не в меру разговорчивого таксиста. На его полноватом лице появилось ехидное выражение, нос слегка приподнят кверху и вместе с тем как-то странно чуть-чуть приплюснут. На улице за фонарями чернели дома, деревья и мелькали яркие огни витрин магазинов, машин. Суетливо шли прохожие. Ей стало вдруг жутко оттого, что она оставила детей и вот куда-то ехала в такси. А где-то в Сибири сын Павлик с бабушкой или дедушкой делает уроки, а может, просто играет и сейчас не думает о ней, так как с каждым днём всё больше отвыкает от своей матери, а потом совсем забудет. От одной этой мысли Юлии стало как-то не по себе. И опять с новой силой испытала старую обиду на свекровь за то, что отняла сына и сделала всё, чтобы он как можно скореё выбросил её из головы. Хотя для этого не было никаких оснований, ведь она сильно его любит, больше всёх на свете. И оставила у свекрови не ради неё самой, а чтобы сыну было там хорошо, чтобы он не терпел всёх тех лишений, которые она испытывала вместе со своими младшими детьми, ютясь на квартире, пользуясь чужой мебелью, не имея своего угла. Но, быть может, Павлик страдает там без матери, и эти лишения сильнеё тех, которые свалились на неё и его брата и сестру…