Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна

В 1908 году ярый антираспутинец, дворцовый комендант В. А. Дедюлин сообщил начальнику Петербургского охранного отделения генералу А. В. Герасимову о том, что «у Вырубовой появился мужик, по всей вероятности переодетый революционер». «Так как государыня часто бывает у Вырубовой и привозит государя, — рассказывал Герасимов в 1917 году членам Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, — то я просил обратить внимание на этого мужика. Тогда этого мужика взяли под наблюдение. Он оказался Распутиным. Когда я дал телеграмму по местожительству, то дали сведения, что это первостепенный негодяй. Я об этом доложил, кажется, П. А. Столыпину. Он попросил больше об этом никому не докладывать — ни товарищу министра, ни директору. Он сказал: „Я буду говорить с государем…“ В конце концов он с государем говорил. Государь сначала отказался, а потом… сознался, что раз видел Распутина… Решено было его арестовать. И сказали, что вышлют в Восточную Сибирь за порочное поведение. Но он, Распутин, заметил наблюдение и бежал и не являлся. А когда я ушел (в октябре 1909 года. — А. К., Д. К.), он появился»86.

Разумеется, столичная охранка довольно быстро установила вздорность подозрений в том, что Распутин — тайный агент революции. Однако премьер-министр России и глава МВД П. А. Столыпин, понимая, какую угрозу для авторитета царской власти несет в себе общение монаршей семьи с человеком столь сомнительной репутации, решил держать ситуацию с Распутиным под постоянным контролем. Столыпин поручил в 1909 году товарищу министра внутренних дел и командиру корпуса жандармов генералу П. Г. Курлову установить за Распутиным постоянное наблюдение. Вскоре, в 1910 году, однако, по распоряжению Николая слежка за Распутиным была прекращена, затем, в 1912 году, возобновлена на несколько месяцев под видом «охраны» и вновь установлена после покушения на Распутина в 1914 году.

Но вернемся чуть назад. Итак, летом 1909 года Распутин, вместо того чтобы, согласно предложению третейского суда, кардинально изменить образ жизни и отправиться в монастырь, совершил турне по городам Поволжья, где «старца» с нетерпением ждали продолжавшие его поддерживать епископ Гермоген и иеромонах Илиодор. Вероятно, именно эту самовольную поездку «старца» по провинциальным городам имеет в виду начальник Петербургского охранного отделения генерал А. В. Герасимов, когда пишет о том, что Распутин «бежал и не являлся».

Расчет Григория на этих представителей российского черносотенства был не лишен оснований. Дело в том, что оба они отличались способностью иметь собственные суждения по вопросам наилучшего бережения основ «православия, самодержавия и народности» и могли, если надо, смело и открыто возражать вышестоящему начальству.

Илиодор, например, после окончания Петербургской духовной академии был послан к признанному апостолу черносотенства волынскому архиерею Антонию (Храповицкому) в Почаевскую лавру, где принялся столь рьяно пропагандировать идеи Союза русского народа, что сам архиепископ Антоний с трудом воспринимал максимализм молодого монаха, говоря о нем как о «сумасброде». Вскоре — весной 1908 года — Илиодор по приглашению столь же ярого и неуемного борца с крамолой, как и он сам, — саратовского и царицынского епископа Гермогена — перебрался в Царицын, где стал заведующим Свято-Духовским Троицким мужским подворьем.

В Царицыне Илиодор выступал с экстремистской агитацией против всех «врагов государства»: либералов, евреев, а заодно и губернаторов с премьер-министром. Не жаловал и самого царя. В своих воспоминаниях Распутин сообщает о том, как Илиодор — этот «каменный», «большой гордости человек», «бунтовщик» и «Стенька Разин» — в разговоре называл царя «дураком», «брехуном» и заявлял, что имеет целью только спасение России «от жидов и супостатов»87. Раздраженный выходками неистового иеромонаха, саратовский губернатор граф Татищев, поддержанный П. А. Столыпиным, инициировал перевод Илиодора распоряжением обер-прокурора Синода С. М. Лукьянова в Минск. Заступничество Распутина и вмешательство Николая II способствовали тому, что в конце концов мятежный ультрамонархист остался в Царицыне.

Личная услуга, оказанная Григорием неистовому иеромонаху, придавала «старцу» уверенности в том, что Илиодор и его покровитель епископ Гермоген станут его надежными и в определенной степени управляемыми союзниками.

Если верить самому Распутину, то в ответ на просьбу Илиодора о заступничестве «старец» потребовал: «Только поверни в сторону, не прыгай на начальство. Зачем народ подымаешь на влась? Надо разбираться, кто тебе друг и кто враг. <…> Вот… ругай знай, пугай, да не заругивайся. А главное, не всяко слово в народ кидай. Народ что ребенок, ему с огнем играть нельзя»88.

Илиодор также подтверждает, что обращался с просьбой о возвращении в Царицын к Распутину и что тот, обещая свою поддержку, настоятельно советовал ему не изобличать «так царей и правительство», ибо «времена не те»89.