В отличие от предшественников он был уже подготовлен к общению с Распутиным. Белецкий показал: «В своих сношениях с Распутиным он был не новичок… не из тех, которые сходились с Распутиным, считая его за простого человека, и на этом попадались». «Царскосельский кабинет» мог быть доволен — нашли послушного министра, которого к тому же любит Дума. Распутин говорил Манасевичу: «Мы ошиблись в Толстопузом, потому что он тоже из этих дураков правых. Я тебе говорю — все правые дураки. Вот теперь мы и взяли между правыми и левыми — Протопопова». А царице мужик сказал о думских парламентариях: «И праве у нас дураки, и леве. Ты, мама, держись посередке».
Но каково же было изумление «кабинета», когда Дума с яростью встретила назначение своего вчерашнего любимца, — и только потому, что за ним стояли царица и Распутин. Ни впавший в маразм Горемыкин, ни Штюрмер, ни будущие премьеры — никто не вызывал у депутатов такой ненависти, как вчерашний их коллега.
Из показаний Гучкова: «Если бы Протопопов был убежденный противник, я не погнушался бы иметь с ним дело… Но Протопопов сделал вольт не по убеждениям, а по соображениям карьеры через темных посредников — Бадмаева, Распутина… « В Думе моментально вспомнили странное свидание Протопопова с немцем Вартбургом — и связали с новым назначением.
Но несчастные «цари» не понимали, что случилось.
Из показаний Вырубовой: «Когда в печати и обществе раздались голоса против… Государь удивлялся, каким образом человек, избранный Думой в товарищи председателя и затем в представители от Думы за границу, через какой-нибудь месяц мог оказаться негодным… После доклада (царю или царице.
— Э. Р. ) Протопопов иногда заходил ко мне. Он… производил впечатление очень нервного человека и жаловался на то, что все его преследуют».
Между тем странности нового министра становились все заметнее. Припадки тяжелой неврастении заставили его (как он сам показал в Чрезвычайной комиссии) обратиться к знаменитому психиатру Бехтереву.
Однако еще одного своего «врача» Протопопов от следствия утаил. Но мог ли он не обратиться к Распутину, который считался великим целителем? Так что, видимо, и «Наш Друг» принимал участие в облегчении страданий несчастного министра. И не оттого ли зависимость Протопопова от Распутина была глубокой, личной?..
Протопопов в это время был очень одинок — красотка Шейла его бросила.
Из показаний Лунц: «Вернувшись из-за границы, мой муж остался недоволен тем, что я бываю у Протопопова». И тут же она добавляет простодушно: «Когда Протопопов устроил право на жительство в Петрограде моим отцу и сестре, я перестала бывать у него».
И здесь, видимо, Распутин позаботился о Протопопове — одна из поклонниц «Нашего Друга» избавила министра от одиночества. Причем эта дама, судя по донесениям агентов, была в свое время весьма близка к Распутину. Теперь же она была весьма близка к царскосельскому «теневому кабинету»…
Из показаний Вырубовой: «Но еще чаще, чем ко мне, Протопопов заходил к сестре моего лазарета Воскобойниковой, у которой он иногда и обедал… Я говорила ему, что это неудобно, но он возражал, что он отдыхает в простой обстановке».
Из показаний Феодосии Войно: «Протопопов часто приезжал к Вырубовой в лазарет, где служила Воскобойникова, которая была посредницей между Вырубовой и Протопоповым… Самыми близкими и доверенными лицами Вырубовой были Воскобойникова и Лаптинская».
Воскобойникова осталась за занавесом распутинской истории. Между тем она, как и Лаптинская, играла в ней очень серьезную роль.
В 1917 году Воскобойникова была разыскана полицией и дала показания Чрезвычайной комиссии.
Надежда Ивановна Воскобойникова, 30-летняя вдова казачьего есаула, после смерти мужа в 1911 году приехала из провинции в Петербург и сошлась с семьей сенатора В. Н. Мамонтова, 68-летнего старика, человека глубоко религиозного. Правда, по словам Воскобойниковой, «жена Мамонтова не понимала этой дружбы… даже развелась с ним». Добавим: не понимала и полиция, называя Воскобойникову в донесениях «любовницей Мамонтова»… Именно через сенатора она сумела осуществить самое полезное из своих знакомств: Мамонтов «на почве религиозных исканий» пригласил ее к Распутину. Так Воскобойникова начала свой путь во дворец.
«В 1915 году… у меня расшатались нервы… „ И хотя Мамонтов предупреждал ее, что „посещение Распутина будет неудобным ввиду слухов о нем“, она пошла к мужику. «Распутин ободрил меня… сказал, что Бог поможет“.
Естественно, следователь задал ей весьма неприятный вопрос, на который она гордо ответила: «Ночью — не только у Распутина, ни у кого из знакомых не бываю».
Однако донесения агентов давали иные сведения (отсюда и вопрос). Но, видимо, посетив однажды «комнатку с диваном», она, как и многие ее предшественницы, более туда не приглашалась. И могла смело заявить: «По отношению ко мне Распутин не допускал никаких вольностей».
После смерти Мамонтова (которую, по ее словам, «предсказал Распутин») мужик не забыл Воскобойникову. Так она попала в лазарет к Вырубовой.