Читаем Распутин: жизнь и смерть полностью

Встречи устраивала дочь коменданта крепости Никитина. Эта молодая фрейлина императрицы, по свидетельству Вырубовой, «пользовалась репутацией легкомысленной особы, и ее старались не принимать при дворе». И даже возраст Штюрмера не был «опровержением слухов, которые о них циркулировали»…

Однако после размышлений Белецкий был вынужден признать, что выбор совсем не плох. Да, у Штюрмера была «неудобная» немецкая фамилия, но таких фамилий и при дворе, и среди бюрократии было немало. Зато он был «человек испытанной верности трону, имеющий огромный круг знакомств в придворных кругах». В 1914 году в его доме собирался знаменитый политический салон, где, в отличие от повсеместной безудержной критики Распутина, господствовала критика «конструктивная» — то есть рассматривались варианты, как спасти тонущую власть, не трогая «Нашего Друга».

Приходил туда и сам Белецкий. «В кружке Штюрмера, — показал он, — был цвет русской аристократии и влиятельной бюрократии… члены Государственною Совета, сенаторы, потомки древнейших русских фамилий… губернаторы, церковные иерархи… „ И царица знала: штюрмеровский кружок никогда не требовал головы «Нашего Друга“. Тем не менее все попытки Штюрмера вернуться к активной политической деятельности ни к чему не приводили. И вот пробил его час…

Вычислить автора идеи о Штюрмере для Белецкого было легко. Во времена могущественного министра внутренних дел Плеве Штюрмер служил в МВД директором департамента, и там же тогда работал Манасевич — агентом спецслужбы. Белецкий вызвал к себе «Рокамболя» и «спросил его, почему он предал Хвостова… Тот, извинившись, выразительно сказал: „Вам будет лучше при Штюрмере… „ И Белецкий, пожелав наладить контакт с будущим премьером, решил утаить «смотрины“ от Хвостова: «Я… через Манасевича заверил Штюрмера в моем к нему расположении и готовности сообщать ему известные мне сведения“.

Затем неутомимый «Рокамболь» организовал встречу Штюрмера с митрополитом Питиримом. Впоследствии Манасевич показал, что владыка спросил его: «Не вызовет ли замена Горемыкина лицом с иностранной фамилией каких-нибудь разговоров?» Манасевич ответил, что «важен человек, а не фамилия», и добавил, что «Штюрмер — новый для Думы человек, оттого думцам будет неудобно сразу его забаллотировать». И осторожный Питирим, имея в своем тылу царицу и Распутина, составил благоприятную записку о деятельности Штюрмера — для царя.

Изгнанному из спецслужб, запятнавшему себя множеством темных дел Манасевичу была обещана должность чиновника по особым поручениям при будущем премьер-министре. Таким образом, он становился агентом Распутина и «дамского кабинета» при «Старикашке».

А Хвостов продолжал оставаться в неведении… И тогда Манасевич решил упредить события и сам отправился к «Толстопузому». Он рассказал ему про будущее назначение Штюрмера и пояснил, что все это сделали Распутин и Питирим Хвостов пришел в ярость. Он жаждал мести..

20 января в 3 часа дня вызванный к царю Штюрмер вышел от него премьером-министром России. А Горемыкин, встреча которого с Государем была назначена на 5 часов, пришел с докладом и, к полному своему изумлению, ушел с отставкой.

Манасевич-Мануйлов получил должность чиновника по особым поручениям при премьере. И вскоре при его посредстве состоялась важнейшая встреча. Несмотря на все уверения Манасевича и разговоры со «Старикашкой», Распутин своей звериной интуицией чувствовал угрюмую неприязнь Штюрмера. И решил еще раз получить необходимые заверения в его верности…

Из донесений агентов наружного наблюдения: «21.1. Распутин с Гаер поехал к Книрше, а оттуда один к артистке Орловой (содержанке Мануйлова), где были Мануйлов и Б. В. Штюрмер». После веселой попойки у Книрши мужик поехал на свидание с новым премьером. На сей раз место для свидания было выбрано не зловещее, а романтическое — любовное гнездышко, квартира Лерма-Орловой, злосчастной любовницы Манасевича.

Из протокола допроса Манасевича Чрезвычайной комиссией:

« — Вы присутствовали при встрече? — Нет, я был в другой комнате. — А лицо, которому квартира принадлежала? — Нет, ее не было… Они (Распутин и Штюрмер. — Э. Р. ), когда прощались, расцеловались. Я как раз был в столовой… « Этот поцелуй как бы закрепил итог разговора. А Манасевич, продолжая играть излюбленную двойную роль… отправился к Хвостову — сообщить подробности о секретной встрече. Он любил сталкивать людей…

Из показаний Хвостова: «Пришел Манасевич… сообщил, что свидание привело к хорошему результату, и Распутин готов оказывать ему (Штюрмеру. — Э. Р. ) поддержку перед царем… Штюрмер обещал со своей стороны советоваться с Распутиным по делам, имеющим важное значение для трона, и просил верить, что Распутин будет иметь в его лице друга. После чего они расцеловались».

И мужик сказал (имел право!): «Россия у меня в кулаке»…

СПЕКТАКЛИ МИНИСТРА
Перейти на страницу:

Все книги серии Загадки жизни и смерти

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза