Распутин: жизнь и смерть

«За столом у кипящего самовара, который, кажется, вообще не сходит со стола… сидела размякшая Акилина в своем сером платье сестры милосердия (она работает в царском госпитале), а рядом с нею приютилась Муня, с кротким обожанием смотревшая на Распутина, притиснувшего меня в угол дивана. Позвонили. Муня пошла открывать… Пришла княгиня. Шаховская — высокая полная брюнетка с медлительными движениями, ленивыми и манящими. Она была также в платье сестры милосердия, работала в госпитале Царского Села… „Так устала, только и думаю, как бы поспать, а к тебе, видишь, приехала“. — „Ну, смотри-ка у меня, — сказал Распутин. — Знаешь, как сладка, ух ты, моя лакомка… « Он гладил ее по груди, залезая под воротник…. Сжимая ее колено, он добавил, щурясь: «А знаешь… где дух?.. Ты думаешь, он здесь? — он указал на сердце, — а он здесь!“ — и Распутин быстро и незаметно поднял и опустил подол ее платья… «Ох, трудно с вами!.. Смотри ты у меня, святоша,

— он погрозился, — а то… задушу, вот те крест!»… «Я сейчас домой поеду,

— кладя голову на плечо Распутина, сказала, ласкаясь, Шаховская. — Ванну возьму и спать»… «Отец, ну не сердись… — умильно просила Шаховская, подставляя лицо для поцелуя. — Ты ведь знаешь, отец!» — «Ну, ну, лакомка, — благодушно отозвался Распутин, тиская ее грудь: — Захотела… « Это всегда меня удивляет в странном обиходе Распутина… Почему здесь все можно и ничего Не стыдно?.. Или здесь все по-иному? Конечно, нигде не увидишь того, что здесь, в этой пустой столовой… где… изнеженные аристократки… ждут ласк грязноватого пожилого мужика… ждут покорно очереди, не сердясь и не ревнуя… «

Описала Жуковская и крохотную комнатку с разбитым диваном: «Кожа на диване вся истерлась, а спинка отломана и приставлена. „Ну садись, садись“. Распутин, обнимая, подпихивая и напирая сзади, налег на спинку дивана, и она отвалилась. Вырвавшись от него, я сказала, глядя на сломанный диван: „Нехорошо… хоть бы столяра, что ли, позвали“. Он всполошился. «Да она от этого самого развалилась, — забормотал он, поднимая одной рукой тяжелую спинку и ставя ее на место. — Это все сестрица из Симбирска… как только здесь ночует, так обязательно развалит… чистый леший… « Тяжелые телеса крестьянки, занимавшей его иногда по ночам, и многие иные испытания — днем и ночью — доконали несчастный диван.

Но кто же были они — те, кого принимало это многострадальное ложе?

Полиция продолжает описывать непрерывную охоту «отца Григория» за новыми женщинами: «3.11.15 года… Пришла неизвестная женщина, хлопочет о муже-прапорщике… Выйдя, начала рассказывать швейцарихе: „Распутин… мало слушал мою просьбу, стал хватать руками за лицо, потом за груди и говорит: „Поцелуй… я тебя полюбил“… потом написал какую-то записку и снова стал приставать… Этой записей не дал, сказал: „Приди завтра“. И еще она сказала: «К нему идти — надо дать задаток, какой он хочет, а я не могу… « Теперь, когда «святой период“ закончился, кем они были для него — бесконечные женщины, заботливо фиксируемые агентами?

В полицейских донесениях у «отказавшихся» есть имена. Но несчастные просительницы, согласившиеся «дать задаток», к сожалению, их не имеют. Как правило, они именуются лишь инициалом — «госпожа К. „ или вообще — «одна дама“.

Из показаний Белецкого: «Одна дама, чтобы вернуть мужа из ссылки сначала отдала Распутину все деньги, но он потребовал большего… Она умоляла его не трогать ее. Но Распутин поставил ультиматум: или она исполнит его желание, и он попросит Государя о муже, или не показываться ему на глаза… И он, воспользовавшись ее нервным состоянием… овладел ею… и затем несколько раз приезжал к ней в гостиницу. А затем… оборвал знакомство и велел не принимать».

О таких же безвестных «дамах», у которых Распутин вырвал «задаток», рассказывает и Жуковская. Все истории имеют один финал: переспал и с отвращением бросил…

Однако отметим брезгливость, почти ненависть Распутина к тем безвестным женщинам, которые переспали с ним. И еще: «Воспользовавшись ее нервным состоянием… овладел ею», — так Белецкий говорит об «одной даме» с ее же слов. «Доведя меня до истерики, лишил девственности», — так говорит Вишнякова…

Но неизвестные просительницы, «давшие задаток», — лишь часть огромного хоровода из промелькнувших женских тел, который мог бы поразить и Казанову.

На основании донесений агентов и бесед с Распутиным Белецкий делает вывод: кроме просительниц, мучившихся от необходимости «дать задаток», главными «клиентками» распутинского дивана были женщины, которые «легко смотрели на моральные принципы и… многие из них даже гордились оказываемым Распутиным вниманием и хотя бы временной близостью к нему».

Имен этих женщин Белецкий опять же не указывает — по той причине, что и они, как правило, со странной стремительностью исчезали из квартиры на Гороховой. Задерживались лишь очень немногие, и тогда агенты наружного наблюдения, естественно, устанавливали их имена.

«ПОШЛА ВОН!»

В 1917 году Чрезвычайная комиссия попросила этих «задержавшихся дам» ответить на неприятные вопросы.