Распутин. Три демона последнего святого

Одна из придворных дам императрицы, Мария Густавовна Тутельберг, достаточно долго прослужившая при Александре Федоровне, также рассказывала, что именно Анастасия Николаевна указала императрице на Распутина как на человека, имеющего особую силу исцелять своей молитвой.

Впервые увидев Распутина, Мария Тутельберг с пренебрежением отозвалась о нем как о простом, необразованном мужике и услышала в ответ от императрицы, что Христос набирал учеников не из ученых богословов, а из простых мужиков — рыбаков и плотников.

Если с обстоятельствами знакомства Григория Распутина и императорской семьи далеко не все ясно, то относительно основной причины расположения к нему царя и царицы сомнений быть не может. Все современники и биографы сходятся на том, что Григорию Распутину удалось достичь столь почетного положения при дворе в первую очередь благодаря умению оказывать помощь тяжело больному наследнику российского престола, несчастному царевичу Алексею.

Стипендиат (что-то вроде аспиранта) Петербургской Духовной академии Федченков, будущий митрополит Вениамин, хорошо знавший Распутина и даже редактировавший по поручению императрицы его краткую автобиографию, вспоминал о своей первой встрече с таинственным сибирским старцем на квартире у ректора, происходившей в присутствии двух епископов — Сергия и Феофана: «Распутин сразу произвел на меня сильное впечатление как необычайной напряженностью своей личности (он был точно натянутый лук или пружина), так и острым пониманием души… И конечно, он этим производил большое впечатление на людей. Епископ Сергий, однако, не сделался его почитателем. И кажется, Распутин никогда больше не посещал его… Но зато о. Феофан всецело увлекся пришельцем, увидев в нем конкретный образ „раба Божия“, „святого человека“. И Распутин расположился к нему особенно. Начались частые свидания их. Я как один из близких почитателей о. Феофана тоже уверовал в святость „старца“ и был постоянным слушателем бесед его с моим инспектором. А говорил он всегда очень остроумно. Вообще, Распутин был человек совершенно незаурядный и по острому уму, и по религиозной направленности. Нужно было видеть его, как он молился в храме: стоит точно натянутая струна, лицом обращен к высоте, потом начнет быстро-быстро креститься и кланяться».

Вениамин очень метко и образно сравнивал Распутина с горящим факелом, внезапно появившимся среди охладевших сердцем и душой верующих людей. «Какого он духа, качества, мы не хотели, да и не умели разбираться, не имея для этого собственного опыта, — писал он. — А блеск новой кометы, естественно, привлек внимание».

Как непохожи эти слова на мнение председателя Государственной думы М. В. Родзянко, писавшего о Распутине: «Это был, еще до появления его в Петербурге, субъект, совершенно свободный от всякой нравственной этики, чуждый добросовестности, алчный до материальной наживы, смелый до нахальства и не стесняющийся в выборе средств для достижения намеченной цели».

Навряд ли Родзянко был объективен. Достаточно вспомнить, что один из убийц (и вдобавок — организатор убийства) Григория Распутина, князь Феликс Юсупов, приходился ему племянником. Даже такой ярый враг Распутина, каким стал саратовский епископ Гермоген, писал о нем вскоре после его трагической гибели: «Он обладал известной внутренней чуткостью, умел проявить участие, и скажу откровенно, я это испытал на себе: он не раз отвечал на мои сердечные скорби. Этим он покорил меня, этим же — по крайней мере, в начале своей карьеры, — покорял и других».

Поэтому не стоит вслед за Родзянко считать Григория Распутина примитивным шарлатаном или авантюристом. Распутин был незаурядным человеком, на деле обладавшим особыми, поистине мистическими духовными способностями. И дома, и в странствиях, и в столице, и при дворе он оставался самим собой — человеком, ищущим Бога, странником, исповедующим любовь. «Много, много я кое-где был, бывал у сановников и офицеров и князей даже, пришлось Романовское поколение видеть и быть в покоях Батюшки Царя, — писал Распутин. — Везде нужна подготовка, и смирение, и любовь. Вот и я ценю, что в любви пребывает Христос, то есть неотходно есть на тебя благодать — только бы не искоренилась любовь, а она никогда не искоренится, если ставить себя невысоко, а любить побольше. Все ученые и знатные бояре и князья слушают от любви слово правды, потому что если в тебе любовь есть — ложь не приблизится».

Разумеется, знакомство со столичной жизнью не могло пройти для Распутина бесследно. Он был поражен Петербургом, столь непохожим на глухое таежное село, в котором ему довелось родиться. «Город ему не понравился, — писала об отце Матрена Распутина. — Потом он говорил мне, что ему душно здесь. Нежелание свое сразу уехать обратно объяснил так: „Меня держит здесь“».

Арон Симанович говорил о Распутине: «Он оставался в столице беспомощным и чужим. Несмотря на свою близость к царской семье, он оставался одиноким. Его могучий и чувственный темперамент требовал сильных и возбуждающих переживаний.