Распутин наш

— Контроль речного пространства позволяет оперативно перебрасывать за спину немцам свежие подразделения, подвозить боеприпасы и эвакуировать раненых, корректировать огонь собственной артиллерии, находясь на расстоянии в десять — пятнадцать вёрст от нее, — возбужденно, блестя от азарта глазами, добавил Вандам, — а вся обороняющаяся группировка немцев неожиданно для себя окажется в клещах, простреливаемая с фронта и с тыла.

— На первом этапе критически важно обеспечить свободный вход по реке в зону прорыва, поэтому мы предлагаем расположить весь крупный калибр 12й армии — десять 305-мм гаубиц, две 280-мм мортиры, шесть 203-мм пушек и все восемьдесят шестидюймовок за боевыми порядками 3й стрелковой дивизии, сосредоточив огонь на одной версте по фронту, — продолжил «коллежский асессор».

— Почти сотня тяжелых орудий на версту… Ни разу не слышал о такой огневой плотности,[21] — покачал головой Радко Дмитриев. — Но такая скученность артиллерии неминуемо повышает риск уничтожения орудий от встречного огня противника.

— Правильно! — кивнул Георгий Ефимович. — Немцы — аккуратисты, сразу начнут вести контрбатарейный обстрел и заградительный огонь перед своими позициями. На этом их и поймаем, наведавшись «на огонёк». До кого не дотянемся десантом — будем засекать огневые позиции противника и вести контрбатарейный огонь из корабельных орудий.

— Для сухопутных артиллеристов вести огонь из тяжелых пушек по маневрирующей цели — дело непривычное. Зато для моряков бить по статичной цели в десяти-двадцати кабельтовых, да при отсутствии качки — полигонные условия, — подтвердил Непенин.

— Сразу после прорыва вслед за кораблями хорошо бы ввести вашу кавалерийскую бригаду и все девять броневиков, — высказал пожелание Вандам, — следуя по дорогам вдоль реки, они смогут оперативно брать под контроль прибрежную территорию, своевременно выявлять противника, а корабли и броневики прикроют кавалерию пушечным и пулемётным огнём.

— А почему вы просите именно кавалерию?

— Так пехота за нами не поспеет, — самодовольно улыбнулся Непенин, — я рассчитываю на скорость в десять узлов, а это двадцать вёрст в час…

— Этак вы всего за час до Митавы дойдёте!

— Есть такая задумка, — кивнул адмирал, — именно для этого и задействовано столько судов. Одни связывают боем прибрежные гарнизоны и поддерживают десант, пока вторая волна следует дальше, за второй — третья. Всего сформируем шесть колонн, для каждой обозначим зону ответственности, по пять кораблей на версту. Задача — держать под обстрелом все прибрежные строения, пока у кайзера солдаты не закончатся. Ну а если удастся с ходу ворваться в Митаву и обезглавить армию…

— …то у немцев может посыпаться весь фронт, — шёпотом закончил за адмирала командарм-12. — Все это звучит авантюристично, непривычно, но заманчиво… Какие ещё будут сюрпризы?

— Морской десант, захват Тукумса, удар в тыл группировке, противостоящей шестой особой бригаде. Предлагаем для этой цели выделить 2ю латышскую дивизию — в её составе воюет тукумский полк. Их точно никто не разагитирует. Транспорты подберут стрелков в Шлоке и высадят у рыбацких посёлков. Самый мелкосидящий крейсер Балтфлота «Аврора» поддержит огнем с моря своими четырнадцатью щестидюймовками. До Тукумса от побережья десять вёрст — 55 кабельтовых. Для корабельной артиллерии — не расстояние. Для корректировки корабельного огня предлагаем выделить один из «Муромцев» Сикорского, оснастив его радиостанцией.

— Мы рассматривали вопрос взятия Тукумса, но отказались. Неперспективно, — возразил Радко.

— Само по себе — да! — согласился Вандам, — но это железнодорожная станция всего в шестидесяти верстах от Митавы. Если бронепоезд железнодорожного батальона, стоящий у вас в Усть-Двинске, поддержит стрелков огнём и броней, то дивизия, оседлав железную дорогу, окажется в Митаве быстрее моряков.

— Принимается, — черканул в своих бумагах командарм. — Всё?

— Нет! — покачал головой Непенин. — Мне нужна помощь для формирования боеспособного десанта в Либаву и Виндаву. Если мы подпалим ещё и западное побережье, Десятая армия не сможет прийти на выручку Восьмой, и тогда разгром будет полный. В германском фронте образуется брешь на сотню вёрст, и прикрыть ее кайзеру будет нечем.

* * *

Когда Григорий добрался до гостиничного номера, уже ничего не чувствовал и не хотел. Не радовало докторское обмундирование, непонятно как попавшее в корабельную каптёрку «Ермака» и принадлежавшее неизвестно кому. А ведь пришлось впору и как понравилось! «Видать, судьба!» — подумал Распутин, увидев принесенный мундир врача и критично разглядывая «коллежско-асессорские» знаки различия, мало чем отличающиеся от «полу-полковничьих» из его времени. Полчаса крутился перед зеркалом, словно модистка. Россия до революции была страной мундиров, что формировало в городском экстерьере свою особую привлекательность. Форма обязывает и дисциплинирует, заставляет держать осанку. Даже речь становится другой — сухой, информативной, выверенной.