Распутин-1917

— Нет, не хочу. Революция происходит именно потому, что дальше жить, как прежде, невозможно. Однако лечение лечению — рознь. Вот представьте, что вы — стоматолог, а Россия — ваш пациент с полным ртом гнилых, обломанных зубов. Они болят так, что пациент готов лезть на стенку. У вас есть выбор — вырвать, не разбираясь, все, или аккуратно вылечить то, что можно спасти, удалив лишь самое безнадежное.

— И какие зубы, по-вашему, можно спасти?

— Коренные. Профессиональные. Специалистов, требующих длительной и очень дорогой подготовки. Особенно технических. Это всегда штучный и весьма востребованный товар в любой сфере, будь то инженеры, учёные, военные или полицейские.

— Ищейки?

— Иосиф Виссарионович, для подготовки оперативного сотрудника уголовного розыска нужно от трех до пяти лет в зависимости от специфики. Но без них государство потонет в криминале, и никакой вооруженный пролетариат от этого не спасет. С бандитизмом худо-бедно вооруженные рабочие ещё справятся, хоть и с неоправданно высокими потерями, но с более изощренными уголовными преступлениями — хищением, мошенничеством, мздоимством — нет. Нереально. Или вы относитесь к тем прекраснодушным, полагающим, что все эти пороки пропадут сами собой, стоит только свергнуть самодержавие?

— Нет, я так не считаю, — улыбнулся Сталин. — Большевики не склонны преуменьшать трудности предстоящего государственного строительства. Но армия в ее нынешнем состоянии, как мне кажется, вообще не поддастся никакому лечению и реформированию. Офицерский корпус будет держаться за свои привилегии железной хваткой.

— Да нет уже никаких привилегий, — махнул рукой Распутин, — во всяком случае — на фронте. А в тылу офицерство отягощено таким количеством кастовых условностей, что воспримет освобождение от них как благо. Посудите сами, какой бред! Офицер может сидеть в театре не дальше седьмого ряда партера, причем только в двух императорских театрах — Мариинском и Михайловском. Если он заказывает вино в ресторане, то может выпить один бокал, а платит за целую бутылку. Он не должен торговаться с извозчиком. Там, где обыкновенный человек платит 15 копеек, ему приходится тратить рубль. Он должен делать покупки только в определенных магазинах. Сыр, фрукты и вино — только в Елисеевском, меха — только у Мертенса, драгоценности — у Фаберже, цветы — у Эйлерса. И так далее… Офицерские привилегии — субстанция крайне относительная и весьма обременительная. Это больше похоже на почетное рабство. Но, отнимая их, надо сразу что-то дать взамен. Из Маркса для этого ничего не подходит — старик в упор не видел государство в целом и профессиональную армию — в частности.

— Рабы-золотопогонники — сильно сказано, — улыбнулся Сталин в усы, — хоть и оскорбительно по форме, но верно по содержанию. В таком случае они должны быть счастливы лишь тем, что их освободили от бремени рабства, и не требовать более того.

— Иосиф Виссарионович, вы ведь помните Ветхий завет. Что говорили Моисею Корей, Дафан и Авирон во время бунта вышедших из Египта евреев? «Зачем ты вывел нас из Египта? Мы ведь жили в цивилизованной стране, где было всё — от судебной системы до канализации. Ты говоришь, что мы там были рабами фараона — но теперь мы рабы случайности: нам нечего есть и пить, нам угрожают хищники, нас грабят, насилуют и убивают окрестные дикари. Мы умрём тут; ты вывел нас на смерть. А главное — в чём образ будущего? Ты говоришь, что мы идём в землю обетованную, но пока что мы бесцельно блуждаем по пустыне. Куда мы идём? Каким будет этот твой «израиль»? И будет ли он вообще?». Моисей утопил их в яме с дерьмом, но чтобы ответить на все вопросы, ему пришлось пойти на Синай и вернуться оттуда со скрижалями Завета…

Распутин с наслаждением допил чай, поставил на стол кружку. Взглянув на Сталина, отметил, что его глаза перестали светиться обжигающей желтизной. Черный зрачок утонул в карей радужке… Или, может быть, свет упал на лицо чуть под другим углом…

— Нужен образ будущего, Иосиф Виссарионович, — продолжил Григорий. — Народу хочется понять, как грядущие изменения видят революционеры. Как они будут рушить весь мир насилия, и в кого полетят обломки? Где будет жить население, когда старое здание рухнет, а новое еще не построят? Ведь в этом желании нет ничего неприличного. Я прав?

Сталин встал, прошёлся по помещению так мягко ступая, что не скрипнула ни одна половица.

— Вы читали программу нашей партии?

— Да, и могу биться об заклад — этим не могут похвастаться девять из десяти членов РСДРП, во всяком случае — из числа рабочих.

— Вы жестоки, — Сталин покачал головой, — но не могу не признать — справедливы. Рабочие действительно политически инертны и малообразованны… Но есть мнение, что если дать им больше свободного времени и возможность закончить школу…