Распутье

– Расскажи мне, красивая моя девочка, как же так получилось? Ты его специально охмурила или «сердцу не прикажешь»? И как давно вы об этом договорились? Он в любом случае все расскажет. Так пожалей своего любовничка – расскажи сама.

Не думала, что смогу совладать с голосом, но он прозвучал почти без дребезжания:

– Ненавижу.

– Как ты сказала?

– Не-на-ви-жу, – повторила отрывисто. – Стреляй, Вань. Кажется, я не настолько боюсь сдохнуть, как жить с тобой.

Он разозлился – вся его предыдущая веселость теперь показалась наигранной. На скулах заходили желваки. Я соврала – я страшно боялась умереть. Дуло, направленное на мое лицо, пугало сосущей чернотой, втягивало в себя взгляд, как в бездонную воронку. И я не хотела никого дополнительно злить, не хотела подставляться. Просто других слов в моей голове не нашлось. Не бросаться же в ноги в мольбе простить бедного влюбленного парня? Не простит. Не объяснять же, что никакой мне Саша не любовник. Иван и так это знает, как знает и то, что сообщение от того было единственным. В гробовой тишине Иван щелкнул предохранителем и положил палец на спусковой крючок, и в его взгляде я видела ярость – намного большую, чем когда-либо. Я не хотела никого дополнительно злить, но выполнила эту программу по максимуму.

Новый звук заставил вздрогнуть. Но вместо выстрела я услышала такой же щелчок, и сразу же за ним грохот затворов со всех сторон и моментальная тишина, еще глубже предыдущей. За миг я перенеслась в мучительно замерший кадр, в котором слышала только собственное дыхание. Коша левой рукой держал пистолет в сантиметре от виска Ивана, все остальные ребята направили стволы на него и замерли в полумистическом ужасе. Последним на Кошу нацелился автомат, невесть откуда взявшийся в руках Славки.

Иван медленно, как будто на скрипучих шарнирах, повернул голову к Коше. Тот лишь слегка отодвинул пистолет, но руку не опустил. Хотя побледнел еще сильнее, чем раньше.

– Т… ты что делаешь? – Ваня собрался, лишь споткнувшись на первом звуке.

– Останавливаю ошибку, о которой вы через секунду пожалеете, – заговорил Коша отчетливо и сухо. Вот в этот момент ровный голос, к которому я, казалось бы, давно привыкла, вытрясал все нервы. – Иван Алексеевич, я застал конец их разговора – ушлепок пытался уговорить ее на побег, но Елизавета Андреевна сказала, что любит мужа и всерьез уходить не собиралась. Я вас знаю, как никто другой. Вы не простите себя за промах, если сейчас погорячитесь.

Иван сглотнул – это тоже вышло как в замедленной съемке.

– Услышал. Внял. Пушку опусти.

Коша тут же ослабил руку. Ребята почти синхронно выдохнули и тоже опустили стволы. Уверена, не только я за последние несколько секунд была близка к сердечному приступу.

– Значит, виноватый здесь один, – вспомнил Иван о Саше, который даже голову не поднимал.

Коша развернулся, снова вскинул руку, приставил дуло к затылку парня и мгновенно выстрелил. Тело дернулось и полетело вперед, а я начала оседать на пол. Но успела увидеть, как Иван со всего размаха бьет Кошу рукояткой пистолета, наотмашь по лицу, а тот даже не прикрывается.

– Еще раз поднимешь на меня ствол, щенок, и будешь на его месте! – Иван орал так, что стекла звенели. – Ебучье неблагодарное отродье! Ты другого способа остановить меня не придумал, урод?

Ему было плевать на мертвое тело, плевать на брызги крови и мозгов, полетевших в меня. Ему было даже плевать на то, что Коша пристрелил виновного без окончательного приказа. Он лупил его и захлебывался воплями. Но парни вокруг заметно расслаблялись – они испытывали облегчение, что опасность миновала, а этому на полу все равно было не выбраться. Так еще и легко отделался. Но не пришлось стрелять в Кошу, который им почти начальник, и он, к счастью, ничего такого не имел в виду, просто не сообразил, как остановить шефа иначе – некогда было соображать. Все, кому положено, живы и здоровы. Обычный вечерок. Должно быть, сегодня будний день. Теперь можно разойтись и выпить пива.

Больше сознанию не за что было держаться, я отключилась.

Глава 15

Поместили меня в отделение для буйнопомешанных. Дома я сутки билась в непрерывной истерике, кричала, что больше не хочу здесь оставаться – уйду хоть куда, хоть на улицу, хоть в окно, но меня даже из спальни не выпускали. А потом Иван вызвал санитаров, а мне напутствовал с нежной заботой в тоне:

– Ничего, ничего, Лизонька, это обычный стресс. Специалисты помогут.

В больнице я попыталась взять себя в руки и объяснить врачам, что здорова, что муж таким образом меня просто наказывает. Но меня, разумеется, никто слушать не собирался – им за это прилично заплатили. И опухшее от слез лицо давало им «доказательства», что я не в себе. Меня привязали ремнями к кровати и до обморока накачали транквилизаторами.