Расправить крылья

— Ты нуждаешься? — взрываюсь я, поглядывая на дверь. Не хватает, чтобы персонал больницы сбежался послушать наш спектакль. — А я в чем нуждаюсь, тебе известно? Я оставил любимую женщину, чтобы полететь с тобой в Гамбург. Я много месяцев жертвую своими интересами ради тебя, Рита. А ты… делаешь вид, что ни о чем не знаешь. Тебе так удобно, да? И весь этот цирк, устроенный перед доктором... Чего ты добивалась от них? Жалости и участия?

— Егор, ты же хотел сойтись? Ну не верю я в любовь с первого взгляда! Мы же любили друг друга… — канючит она. Жалко и некрасиво.

— Скажи… А вот тот репортаж из больницы — твоих рук дело, да? Ты сама придумала выбросить интервью в сеть, чтобы Лиза увидела?

По виноватому взгляду Риты понимаю: я попал в точку. Все это время она манипулировала мной, давила на жалость, испугавшись остаться одной.

— Я просто обдумала все. — Хрипло шепчет она, нервно потирая неподвижные, словно одеревеневшие ноги. — И я все чувствую, Егор. Ну… там. Как женщина, я все могу.

— Рита, если бы не нападение, ты вряд ли обо мне вспомнила. — Глубоко вздохнув, качаю головой. — Так и бегала за преступниками до старости. Через десять дней мы летим домой, а там… ты подпишешь заявление о расторжении брака.

— Послушай, ну не руби ты сплеча! Хочешь, ходи к своей Лизе, помогай с ребенком. Но не разрушай семью! Подумай о дочери, Егор.

— Радуся желает мне счастья. И, кстати, ей нравится Лиза.

Я хочу как можно скорее прекратить неприятный разговор. Не желаю видеть отчаяние, застывшее в ее глазах, слышать унизительную мольбу и чувствовать накаляющее воздух напряжение.

— Да у твоей Лизы муж имеется. Предприниматель Матвей Виноградов.

— Бывший муж. Я смотрю, ты полностью осведомлена обо всем.

— Я следователь, Егор. Один мой звонок, и…

— Мы возвращаемся домой, и ты подписываешь документы. Это мое последнее слово.

— Егор, а Лизе понравится, что ты бросил парализованную жену? Как Рада отнесется к твоему решению? Я все-таки ее мать.

— За что ты так со мной, Рит? — теперь в моем голосе слышатся просительные нотки. — За что наказываешь? Разве я недостаточно для тебя сделал?

Она тушуется. Отпускает раздутую, как воздушный шар гордость, и обреченно вздыхает. Трет виски и лоб, пытаясь подыскать достойный ответ.

— Извини, Егор. Ты прав. Я дура, а ты достоин счастья. — Наконец, произносит она.

Я кривовато улыбаюсь, прикусив язык. Не хочу озвучивать свою радость и начинать бессмысленный разговор по новой.

Небо Гамбурга недовольно хмурится и выстреливает тяжелые дождевые капли. Настоящая, похожая на русскую осень. Вязкая и пахнущая влажной листвой, серая, как моя тоска… Я ничего не знаю о Лизе — ее телефон по-прежнему молчит. Но я твердо знаю, что улажу необходимые формальности и найду ее. Отыщу из-под земли.

Доктор Шрёдер натянуто улыбается, вручая документы Рите. Она неплохо держится — не устраивает истерик и много читает о реабилитации и необходимых колясочнику физических упражнениях. Обслуживает себя сама, моется тоже… Единственное, в чем ей требуется помощь — прогулки.

Мы долго гуляем по кленовому скверу. Разговариваем, окунаясь в воспоминания. Неприятные, по большей части… и такие необходимые нам обоим. Не понимаю, для чего ей это нужно — резать себя чувством вины, как острым лезвием, вспоминать дни, когда она была так нам нужна… Истерики Рады и мои бесконечные звонки ей на работу. Пропущенные утренники и школьные вечеринки, детские тайны дочери, о каких не знала… Рита вспоминает и плачет, просит прощение и снова плачет, пронося сквозь сердце чувства, которых тогда не испытывала. Она словно прозревает. Пробуждается от затяжного сна и смотрит на нашу семейную жизнь другими глазами.

— Прости…

— Рит, хватит уже, а? Я же сказал, что простил.

— Как же я не видела, а? Егор, ты поможешь мне найти толкового психотерапевта дома?

— Да зачем он тебе нужен, Рит? Придумаешь тоже! Ты не виновата в своей любви к работе. Ну… нельзя быть хорошей везде.

Мы останемся друзьями. Во всяком случае, я на это надеюсь, с мольбой взирая на бесцветное небо... Рейс домой через четыре часа. 

Атмосфера в доме напоминает сцену из драматического романа: нотариус зачитывает завещание в кругу замерших в ожидании родственников. Роль доверенного лица досталась Василькову — вооруженный заявлением, он приезжает в условленное время. Маргарита осваивается в доме (на радость моей мамы), упорно делает зарядку и… не заговаривает о разводе, о котором ни на минуту не забываю я. Мне приходится соблюсти некоторые условности — подготовить дочь и сестру, обустроить комнату для Риты всем необходимым, найти сиделку и приходящего врача. Ко всему прочему остается открытым вопрос с мамой — скрепя сердце, Инна прислушивается к моим доводам и соглашается подыскать мамуле достойный пансионат. В общем, житейские хлопоты пытаются связать меня по рукам и ногам и отвлечь от главного — собственной жизни.