Если бы человеческие жизни можно было так же тасовать и обменивать! К сожалению, это запрещено правилами. Каждая жизнь имеет свои границы допустимого, и любые странности, происходящие с человеком, не должны нарушать этих границ. В жизни Кейс всегда было место необычному, однако с недавнего времени в ткани происходящего стали появляться чужеродные вкрапления. Какие-то темные атрибуты, с которыми раньше не приходилось иметь дела. Потайные двери, секретные переходы... Признаки того, что концентрация лжи в окружающем пространстве превысила границу допустимого. За ней никогда еще не следили, не вламывались в ее жилище, не пытались ограбить – даже во время бесчисленных рейдов в неблагополучные районы мировых мегаполисов, куда ее посылали для разведки новых стилистических течений. Что же теперь изменилось? Где она ошиблась, что сделала не так?
А может, дело в том, что весь мир резко поменял направление полета – в тот момент, когда с засохшей розы упал лепесток? Может, все стало по-другому, и старые границы жизни больше недействительны? Может, количество мерзких странностей будет неизбежно возрастать, по мере удаления от поворотной точки у витрины в манхэттенском Сохо?
Остановившись перед магазином «Даффер», Кейс смотрит на куртки с капюшонами. От нехватки серотонина по телу пробегают странные холодные волны; она вздрагивает, вспомнив Роппонджи и жесткие пальцы налетчика, обхватившего ее сзади. Запоздалый страх приходит изнутри, вместе с холодной волной.
– Он получил утку в лицо...
Точнее, не задний, а тот, что стоял спереди, это он получил в лицо голову Кейс, на скорости сколько-то там узлов.
Еда. Ее отсутствие грозит сумасшествием. Кейс целенаправленно идет вперед и скоро замечает небольшую бутербродную, сумевшую пережить глобализацию. Это весьма опрятное заведение, что неудивительно – она уже дошла до улицы святого Мартина. Заказав салат с яйцом на французской булке и чашку кофе, она садится за столик у окна и начинает есть, глядя на улицу.
Она вспоминает, как впервые увидела Ковент-Гарден зимой, после сильного снегопада. Они гуляли с отцом, и маленькая Кейс вцепилась ему в руку, пораженная таинственной лондонской тишиной, которую нарушал лишь скрип мокрого снега под ногами и редкий звук срывающихся с проводов белых трапеций. Уин говорил ей, что Лондон сейчас выглядит, как в старые времена: машины убраны в гаражи, все современные элементы укутаны снегом, и начинают проступать очертания чего-то более древнего. В тот день Кейс поняла, что этот город не состоит из отдельных домов, как города Америки; это живой неделимый лабиринт, организм из кирпича и булыжника, постоянно растущий и развивающийся.
Из багажного изделия раздается звонок мобильного телефона. Надо было его отключить. Кейс отвечает, думая, что это Бун:
– Алле?
– Как самочувствие, Кейс? Уже выспались? – Это Бигенд.
– Да, спасибо.
– Где вы сейчас находитесь?
– На улице святого Мартина.
– Хорошо, совсем рядом. Зайдите в «Синий муравей», нам надо поговорить.
Выработанный с годами бизнес-инстинкт помогает ей сдержать стон.
– Когда?
– Прямо сейчас.
– Сейчас я завтракаю.
– Ну заходите, как позавтракаете. Я высылаю машину.
– Нет, не надо. – Ей нужно время, чтобы разогнаться до рабочей скорости Бигенда. – Я хочу пройтись.
– Поторопитесь, пожалуйста. – Он вешает трубку.
Телефон тотчас же начинает снова звонить.
– Алле?
– Привет, это Капюшончик. Ты сейчас где?
– На улице святого Мартиина.
– В Лондоне, что ли? Слушай, нам надо поговорить. Тут возникла проблема с Джуди.
– Какой Джуди?
– Джуди Цудзуки. Которая Кейко.
– Девушка на фотографии?
– Да, именно она! Во всем своем двухметровом великолепии. Понимаешь, она после работы любит выпить. А Деррил – он озабочен по линии девчонок. Короче, он зовет ее к себе в гости. Джуди приходит, он подливает ей в стакан, показывает, какой у него большой компьютер, и все такое. Это не помогает, и тогда Деррил начинает ей втюхивать, что он крутейший лингвист, сумел изящно развести японского лоха. И зачитывает кое-что из имэйлов Таки. Эта великанша в кожаной мини-юбке, конечно, приходит в бешенство, потому что только законченный похотливый козел может так издеваться над светлым чувством наивного японского паренька, который пишет ей такие возвышенные вещи. Ничего подобного ей еще ни разу в жизни ни один мужчина не говорил...
– Подожди, но ведь Таки думает, что она школьница!
– Я знаю! Но она же выпила, разволновалась. И поэтому Деррил – законченный козел...
– Правильно! И ты точно такой же козел. И я ничем не лучше. Потому что согласилась в этом участвовать.
Две строгие британские старушки, которые только что вошли, испуганно сморят на нее. И сразу же отворачиваются.