– Видишь, уже почти прилетели. – Он указывает пальцем вперед, через прозрачный носовой фонарь. – Однако главный фактор, который держит их в узде, – сам Волков. Его имя, конечно, впрямую не упоминается, но любой нормальный русский зек сразу видит, откуда растут ноги. А они как раз и есть нормальные русские зеки.
Пилот в шлеме, до сих пор не показавший своего лица, произносит короткую хриплую фразу по-русски. Чей-то голос отвечает ему из черноты.
Впереди появляется кольцо огней.
– Я все равно не могу понять. Организовать такую сложную систему лишь для того, чтобы обслуживать работу Норы? Как им это удалось? Вернее, вопрос даже не
– Очень просто. Избыточное планирование на службе у абсолютной власти. Мы же имеем дело с постсоветскими структурами. Плюс огромное личное состояние. Волков пока еще не Билл Гейтс, но их имена уже вполне можно встретить в одном предложении. Он стоял у истоков многих здешних перемен и при этом ухитрился остаться в тени. Что само по себе уже замечательно. У него всегда, при любой власти, были хорошие связи в правительстве. И поэтому он уцелел во многих передрягах.
– Ты с ним встречался?
– Сидел за одним столом. Говорил в основном Бигенд, через переводчика. Волков не говорит по-английски. Ты знаешь французский?
– В общем, нет.
– Я тоже. И еще никогда об этом так не жалел, как во время их разговора.
– Почему?
Капюшончик смотрит на нее.
– Ну, это все равно что наблюдать брачный танец пауков.
– Они о чем-то договорились?
– Скорее обменялись информацией друг о друге. Причем большей частью невербально, без переводчика и без французского языка.
Шасси вертолета неожиданно ударяются о бетон – все равно что упасть с полуметровой высоты, сидя в автокаре для гольфа. Удар отдается болью в ее ногах.
– Сейчас они тебя осмотрят, подлатают. А потом Волков хочет с тобой встретиться.
– Зачем?
– Не знаю. Когда ты сбежала, он нас сразу выслал сюда, причем на гораздо более быстром вертолете, чем этот.
– Кого это – «вас»?
Но он уже снял шлем, возится с ремнем безопасности. И не может ее слышать.
41
За здоровье мистера Полларда
Кейс старается не шаркать огромными войлочными тапками, надетыми поверх бинтов на ногах. Они с Капюшончиком идут по коридору, мимо желтых шкафчиков. Их пригласили на обед.
В течение последнего часа или что-то около того (она так и не нашла своих часов) Кейс успела принять душ и побывать у врача, где ей забинтовали натертые ноги. Сейчас на ней черная вязаная кофта и «типа юбка»: Капюшончик посоветовал приодеться для предстоящего события.
Ее вещи, косметичка, одежда – все было аккуратно выстирано и разложено на одной из кроватей в той палате, где она пришла в сознание.
Кейс чувствует себя по-идиотски в войлочных тапках, которые ей одолжила седая женщина, кормившая ее супом. Но из-за бинтов на ногах нельзя надеть французские туфли, а замшевые ботинки доктор разрезал ножницами, чтобы не причинять ей лишних мучений.
– Как, ты говоришь, называется эта дрянь, которую мне дала Доротея?
– Рогипнол.
– Доктор сказал, это было что-то другое. Или мне так показалось. Какое-то «психотропное средство».
– Сначала нам сообщили, что тебя отвезли в частную клинику, прямо из гостиницы. Потом сказали, что перевели на «охраняемую территорию». Очевидно, имелась в виду эта тюрьма. В общем, возили туда-сюда, как мешок с картошкой. Отсюда я решил, что она дала тебе рогипнол. Хотела сделать более послушной.
– Где она сейчас? Ты знаешь? Вообще, кто-нибудь знает?
– Как я понял, эту тему здесь не принято обсуждать. Они сразу делают рыбьи глаза, стоит только упомянуть ее имя. А чего она от тебя хотела?
– Хотела узнать, каким образом я достала адрес Стеллы.
– Мне и самому интересно. – Капюшончик успел помыться, побриться и переодеться в новые черные джинсы и чистую, хотя и невыглаженную белую рубашку. – Но какую именно дрянь она тебе подсунула, можно только гадать. Бармену показалось, что у тебя были галлюцинации.
– Верно.
– Нам наверх. – Он указывает на лестницу. – Ты как, в порядке?
Она поднимается на несколько ступенек и останавливается:
– Ну как тебе сказать? У меня на ногах туфли «Минни-Маус»; я устала так, что уже не помню, что значит слово «отдых»; временная разница кажется вообще детской игрушкой; все тело болит, как будто меня пороли резиновыми шлангами. И плюс ко всему на пятках почти не осталось кожи.
Они взбираются по бетонных ступенькам; три лестничных пролета. Чем дальше вверх, тем больше Кейс налегает на перила. Наконец они оказываются в просторном округлом зале – очевидно, внутри той уродливой короны, которую она видела во время побега.
Узкие окна зажаты между наклонными вертикальными выступами; потолок выгибается вверх и под острым углом встречается с боковой стеной. Посреди стены большая фреска: земной шар с контурами Евразии, в обрамлении героических пшеничных снопов, из которых вылетают остроносые ракеты и круглые спутники. Цвета фрески потускнели, как на старом пыльном глобусе, найденном на школьном чердаке.