Кейс смотрит на людей, сидящих у стойки. На юбке у девушки шевелятся и переливаются аппликации из змеиной кожи. Точнее, это просто вырезы в ткани в виде языков пламени, а сквозь них видна живая черно-зеленая змеиная кожа. Кейс хочет рассказать Доротее об этих вырезах, но она почему-то стесняется. Ей вообще очень стыдно и неловко.
Доротея берет бутылку, доливает в стакан остатки воды.
– Вам когда-нибудь приходило в голову, что я и есть Мама Анархия?
– Нет, нет, не может быть! – удивляется Кейс. – Вы даже не знаете слова «гегемония»!
– Что?
Кейс чувствует, что краснеет.
– Нет, вы не подумайте! Конечно, вы очень образованы. Я просто не могу поверить, что вы сами могли до такого додуматься. Все эти вещи, которые Капюшончик так ненавидит. Ведь это невозможно придумать!
Наверное, не стоило ей этого говорить.
– Конечно, нет. Пейте водичку.
Кейс пьет, следя, чтобы лед не ударился о зубы. Доротея улыбается:
– Но у меня есть помощник, маленький пуппенкопф. Я говорю все, что мне надо, а он переводит на язык Мамы Анархии. Чтобы потрепать нервы вашему любимому дружку.
– Пуппен?..
– Пуппенкопф. Марионетка. Аспирант из Америки, который помогает Маме. Ты ведь теперь тоже мой пуппенкопф, правда? – Подавшись вперед, она треплет Кейс по щеке. – И больше никогда не будешь нас огорчать. Ты будешь паинькой, будешь хорошей девочкой и расскажешь Маме, откуда у тебя этот имэйл.
Но там, на буфетной стойке, стоят черепа! Кейс открывает рот, чтобы рассказать о них Доротее, – и вдруг видит: сам Бибендам колышется в воздухе над баром, как сдувшийся белесый дирижабль, и его лоснящаяся плоть висит по бокам дряблыми мерзкими складками. Кейс так и замирает с открытым ртом, не в силах произнести ни звука, а ужасные глазки Мишлена буравят ее с непереносимой жгучей сосредоточенностью, и в этот момент она испытывает, наверное, впервые в жизни, эффект ФЭГ: откуда-то из тайного водоворота в песне Фрэнка Синатры выскакивает яркая мультипликационная ленточка постороннего звука, которая проделывает акустический эквивалент заднего сальто и превращается в голос отца, искаженный невообразимым расстоянием:
– В воде наркотик. Кричи!
И Кейс кричит.
И перед тем как провалиться в черноту, успевает почувствовать холод металла под пальцами, на дне папки «Штази».
39
Красная пыль
В голову Кейс вживлена стальная проволока, в точности повторяющая все неровности внутренней поверхности черепа. Странно, что она раньше ее не замечала.
Эта проволока, судя по всему, толщиной не более миллиметра, но очень прочная и упругая. Кейс ее ясно чувствует, потому что кто-то начал проворачивать центральный ключ, тоже металлический, в виде буквы «Т» с изображением карты города, название которого она когда-то помнила, а теперь забыла из-за нестерпимой боли. С каждым поворотом ключа стальная проволока расширяется, причиняя ей ужасные страдания.
Открыв глаза, Кейс обнаруживает, что зрение не работает. По крайней мере не так, как раньше.
Теперь придется носить очки, думает она. Или контактные линзы. Или можно сделать лазерную операцию. Сейчас они уже научились, успех практически гарантирован. Изначально технология пришла из советской медицины. Эффект был обнаружен случайно: первый пациент получил микропорезы сетчатки, попав в автокатастрофу где-то в России...
Кейс снова открывает глаза.
Это Россия.
Она пробует поднять руки и потрогать голову. Руки отказываются подчиняться.
Пространственная ревизия. Положение горизонтальное, лицом вверх, должно быть, на кровати. Руки не двигаются. Она осторожно приподнимает голову – как в студии пилатеса, перед упражнением «сотня». По крайней мере руки на месте: лежат под тонким серым одеялом, из-под которого выступает краешек белой простыни. Тело перехвачено двумя тонкими смирительными ремешками – один чуть ниже плеч, другой на уровне пояса.
Это плохо.
Кейс опускает голову. И стонет, потому что в ответ на движение ключ проворачивается дважды, и очень быстро.
Белый и гладкий потолок, на котором с трудом удается сфокусировать взгляд. Осторожно повернув голову вправо, она видит стену, такую же белую и гладкую. А что слева? Простой квадратный плафон на потолке. А дальше несколько кроватей. Три пустые металлические кровати, покрашенные белым.
Движения очень утомительны; она чувствует страшную усталость.
Рядом стоит седая женщина в серой вязаной кофте, накинутой поверх бесформенного серого платья. В руках у женщины поднос.
Изголовье кровати приподнято, и смирительные ремешки куда-то исчезли. Так же, как и стальная проволока в черепе.
– Где я?
Женщина отвечает каким-то четырехсложным восклицанием и опускает поднос на ажурную подставку, переброшенную поперек кровати. На подносе пластиковая миска с чем-то густым, напоминающим суп из моллюсков, только без моллюсков. Рядом пластиковый стакан с мутной светло-серой жидкостью.