Она наблюдала, как скелет нового фрагмента появляется практически из ничего. Из случайных обрывков видеоматериала. Из образа незнакомца, который стоял однажды на пригородной платформе, а потом обернулся и поднял руку в приветствии, и был пойман на пленку, чтобы сегодня, бог знает сколько времени спустя, оказаться на одном из вспомогательных экранов в студии Норы и попасть под беспокойный блуждающий курсор. Она наблюдала, как элементы случайного жеста становятся частью героя в черном плаще, чья жизнь, как и жизнь других героев, заключена в границы города «Т», очертания которого Нора накладывает на создаваемые фрагменты. Ее сознание тоже привязано к Т-образному осколку, застрявшему в мозгу: к фрагменту взрывателя мины «Клэймор», убившей ее родителей, к обломку металла, который вошел в череп так глубоко и прочно, что его нельзя извлечь. Тысячи таких штампованных деталей вышли из-под автоматического пресса где-то в Америке, и рабочие, стоявшие за прессом, должно быть, думали – если им вообще свойственно думать о конечном результате, – что с помощью этой детали будут убиты русские злодеи. Но та война уже давно закончилась – война Уина и Баранова, старая, как кирпичные здания за колючей проволокой позади ржавого трейлера, где угрожающие знаки стерегут гулкое отсутствие служебных собак. Каким-то образом этот осколок старого арсенала, ставший бесхозным после проигранной советами последней войны, нашел новых хозяев среди врагов русского бизнесмена, и одна маленькая деталь, только слегка поврежденная взрывом безжалостно-простого устройства, впечаталась в мозг девушки по имени Нора. И оттуда, из ее ран, под аккомпанемент терпеливо-ритмичных пощелкиваний мыши появляется на свет это чудо – фрагменты.
В темной комнате, где из окон можно увидеть Кремль, если с них соскоблить черную краску, Кейс ощутила присутствие ослепительного творческого начала, оказалась у вожделенных истоков цифрового Нила, очаровавшего ее друзей. Эти истоки – здесь, в слабых, но точных движениях бледной женской руки. В легких щелчках мыши. В глазах, которые светятся мыслью, только когда смотрят на экран.
Одна большая рана, беззвучно говорящая в темноте.
Стелла находит ее в коридоре – с мокрым от слез лицом, с закрытыми глазами, спиной к гипсовой стене – такой же неровной, как лобная кость Норы.
Она подходит, кладет ей руки на плечи:
– Теперь вы видели ее работу.
Кейс открывает глаза, кивает.
– Пойдемте, – говорит Стелла, – у вас потекла тушь.
Стелла ведет ее мимо пустых рабочих мест в сумеречное сияние кухни. Открыв бронзовый кран, она мочит серую салфетку и передает ее Кейс. Та прижимает мокрую холодную бумагу к горячим глазам.
– Сейчас осталось очень мало таких домов, – рассказывает Стелла. – Земля слишком дорого стоит. Это здание, которое мы с Норой с детства любим, – собственность моего дяди. Он не позволяет его сносить, потому что Норе здесь удобно. Цена для него не имеет значения. Он просто хочет, чтобы мы были в безопасности. И чтобы Нора чувствовала себя спокойно и уютно.
– А вы, Стелла? Чего хотите вы?
– Я хочу, чтобы мир узнал о ее работе. И об остальном, чего вы не знали и не могли знать. О том, как здесь жилось творческим людям. О том, как в квартирах, подобных этой, возникали целые вселенные, замешанные на крови и воображении, – возникали, чтобы умереть вместе со своими создателями и раствориться в океане хаоса. Нора со своей работой тоже постепенно уходила в этот океан. – Стелла улыбается. – Однако теперь появились вы.
– Они ваши родители? Та пара в кино?
– Может быть. В молодости. Они их действительно напоминают. Но если у ее работы есть сюжет, то он не из их жизни. Это вообще не их мир. А какой-то другой. Это всегда другой мир.
– Да, – соглашается Кейс, положив на стол размокшую салфетку. – Это всегда другой мир... Скажите, Стелла, те люди, которые вас охраняют по приказу дяди, – от кого они вас охраняют, как вы думаете?
– От его врагов. От любого, кто захочет использовать нас, чтобы навредить ему. Поймите, предосторожности – обычное дело для такого человека, как мой дядя. Необычно другое: что Нора художница. И вся ее ситуация необычна, и ее состояние, и то, что я хочу показать людям ее работу, – да, это все необычно. А в том, что нас надо охранять, – тут ничего необычного нет.
– Вы понимаете, что они заодно охраняют вас от и других вещей, может, сами того не зная?
– Нет, я не понимаю.
– Работа вашей сестры стала очень ценной. Ваши усилия не пропали даром. Искусство Норы воспринимается как настоящее чудо, выходящее из самого сердца нашего мира. И все больше людей в разных странах следят за этим проектом.
– Но в чем здесь опасность?
– У нас есть свои богатые и влиятельные люди. Любое явление, которое стабильно притягивает к себе внимание, становится очень ценным с точки зрения потенциальных возможностей.
– Чтобы сделать из него коммерческий продукт? Мой дядя никогда не допустит такой огласки.