Распоротый

Механик кивнул и двинулся к ближайшему электромобилю.

– На выезде вам снова завяжут глаза, – предупредила Ракш.

– Ну как же иначе, – сказал Юкира.

Он довольно точно воспроизвел жест высшей благодарности, коротко взглянул на меня, подхватил сумку и ушел грузиться. Мы остались вдвоем.

– Ты помнишь, что я тебе говорила? – спросила Ракш, глядя в сторону.

– Помню, – сказал я.

Она повернулась, и взгляды наши встретились.

– Пусть тебе повезет, – сказала она, протягивая мне обе руки. – Постарайся уцелеть. Я сделал шаг вперед и обнял ее.

– Постараюсь, – сказал я, целуя Ракш на прощание.

– Я тебя буду помнить, Распоротый, – сказала она серьезно. – Я тебя очень люблю.

– Я тоже буду помнить тебя, Ракш, – сказал я. – Надеюсь, что мы увидимся.

Этого было достаточно. Сказать больше значило поступить нечестно.

С завязанными глазами мы выехали из ангара. Когда механик разрешил нам снять повязки, я увидел, что мы забрались уже достаточно далеко и мчимся по улице, параллельной берегу Ясоко. Все было так, как я ожидал. Без каких-либо происшествий мы миновали Торговый мост, городской амфитеатр и стрельчатые конструкции Главного национального хранилища. Механик хорошо знал город и вез нас самыми незаметными переулками. Здесь, на задах, было много отдыхающих солдат, но мало патрулей. Несколько раз мы видели в глубине галерей развернутые полевые кухни. У выезда на площадь Подковы нам пришлось остановиться и пропустить бронеколонну дворцовой охраны. Дважды или трижды мы натыкались на следы боев. Там под колесами хрустела крошка, пахло гарью и стояли санитарные экипажи, между которыми ошеломленно бродили местные жители.

Вообще гражданские сегодня практически исчезли с улиц, а если и попадались, то в основном девушки, заигрывающие с гвардейцами. Город с трудом отходил от пронесшейся над ним грозы. Наш электромобиль почему-то не трогали. Я видел любопытные взгляды молоденьких рядовых, наморщенные лбы офицеров, но никто из них так и не выбежал на дорогу, требовательно размахивая зажатым в руке пистолетом. Первый патруль остановил нас только в районе кладбища Фарагай. Я заранее предупредил шофера, что у меня есть пропуск, и теперь, не спеша отодвинув дверцу, выбрался наружу. Возглавлявший патруль штандартер подобрался и вежливо отсалютовал.

– Советник Принцепса, – объявил я, доставая заветную табличку. – Тера. Витварги.

В эту минуту я постиг всю относительность человеческого существования и бренность внеконтинуумного бытия. Только неделю назад я, мирный, ничего не нарушивший и никому не угрожающий калека, растерянно стоял перед подбегающим ко мне Корой и ждал, что сейчас меня положат на землю для обыска и скорее всего побьют. Сегодня я, разом вступив в конфликт с законами и ойкумены, и Керста, властно глядел на приближающегося офицера и думал, что если он задержит меня больше, чем на минуту, то в будущем ему обязательно придется об этом вспомнить.

И офицер почувствовал это. Быстро, но внимательно осмотрев пропуск, он сделал знак солдатам и поднял руку.

– Можете ехать, советник.

– Какие средства передвижения подлежат досмотру? – спросил я, усаживаясь обратно.

– Все, за исключением армейских.

– Плохо, – сказал Юкира, слышавший ответ.

– Плохо, – согласился я. – Но нам этого не изменить.

Блок-пост на выезде мы миновали без затруднений и, вырвавшись на шоссе, тут же увеличили скорость. Теперь, когда город и все связанные с ним опасности остались позади, я смог сконцентрироваться на предстоящем. Дорога круто забирала вверх, потом начинала петлять и в конце концов исчезала в сизом, косматом тумане. Горы, свешиваясь из облаков, сплошной стеной перегораживали все видимое в ветровое стекло пространство. Они угрюмо поджидали нас, прислонясь плечом к плечу, как готовые к схватке бойцы.

В какое-то мгновение я почувствовал себя зябко. Мы вышли на расстояние финишного спурта, но путь наш мог оказаться свободным падением. Это ведь только в сказках рыцари всегда побеждают свирепых драконов. В жизни верх берут, как правило, те, кто лучше владеет запрещенными приемами. Дракон, поджидавший нас с Юкирой, был готов к поединку в любое время дня и ночи. Правда, мы знали его уязвимые места. Проблема была в том, чтобы успеть воспользоваться этим знанием.

Минут через пятнадцать мы въехали в туман, сразу же залепивший мелкими каплями стекла. В кабине заметно потемнело, отчего на душе стало еще более мерзко. Мы и до этого ехали молча, а тут и вовсе замкнулись. Нахохлившийся Юкира, отвернув лицо, напряженно следил за изгибами серпантина, которые то выплывали из густой серой мути, то вновь растворялись в ней. Длинные змеящиеся полосы тумана выглядели хищными щупальцами, готовыми ухватить и спеленать наш упрямо пробивающийся к перевалу электромобильчик. В целом же туман напоминает кошмарную гигантскую медузу Тайандодаги, способную переваривать даже фторопласт.