Генерал Иванов, получив назначение, воодушевился. Старая кровь заиграла. Он чувствовал необыкновенный подъем сил и неудержимую подвижность. До полуночи он вел переговоры с Алексеевым, Лукомским и с Петербургом. Только в час ночи прилег, рассчитывая утром двинуться в поход. Он только что задремал, как его разбудил адъютант: «Государь требует вас к себе»… Было два часа ночи. В вагоне Царя произошла новая беседа.
— …Ваше Величество, продовольственный вопрос в столице находится не в блестящем состоянии. Для успокоения людей их надо прежде всего накормить. Я прошу вашего соизволения дать мне право потребовать от соответствующих министров скорейшего подвоза продовольствия. Я докладываю об этом, памятуя сентябрь 1914 года, когда мои жалобы на отсутствие снарядов вызвали неудовольствие даже в Ставке. Я прошу ваших полномочий в отношении министров: внутренних дел, земледелия, промышленности и путей сообщения.
— Пожалуйста, передайте генералу Алексееву, чтобы он телеграфировал председателю Совета министров, чтобы все требования генерала Иванова всеми министрами исполнялись беспрекословно, — ответил Царь, протягивая руку. — До свидания, вероятно, в Царском Селе увидимся.
— Ваше Величество, позвольте напомнить относительно реформ…
— Да, да. Мне только что напоминал об этом генерал Алексеев, — как-то нетерпеливо заметил Царь. По лицу его скользнула тень неудовольствия, горечи и скорби. Капля по капле падали на его сердце разочарование и тоска смертельная. В эти дни он увидел рассеявшимися свои иллюзии, полностью убедился, что болезнь проникла и в ту воинскую среду, на здоровую национальную крепость которой он надеялся и во что верил слепо и беспредельно. «Один против всех», — все чаще и чаще думал он. Вечером кто-то «услужливо» прислал старую статью профессора Петра Струве. Крепкими, густыми красными линиями были подчеркнуты ударные места: «…Обратитесь против истинного врага страны!.. Этот враг — самодержавие и самодержавники!.. Все равно, кто он, надменный деспот или презренный трус… Царь Николай стал открыто врагом и палачом народа… Кто внутренний враг? Все население или упрямый Царь и его клевреты? Вся Россия или помазанник церкви, жалкий человек?»…
Душа надрывалась от нестерпимой боли… Он, готовый отдать жизнь свою за Россию, стал внутренним врагом, палачом, убийцей… Как жутко и жестоко обернулась жизнь! Ощеренный, оскаленный звериный призрак апокалипсического зверя восстал из бездны против него. Как бешеная слюна, летели повсюду броски лжи, клеветы и злословия. Не на кого надеяться. Только на Бога… А разве Его не распяли люди, для которых Он принес мир, любовь и благость? Ему предстал Христос, благословляющий детей, проповедующий заповеди блаженства, исцеляющий слепых и прокаженных и в заключение влекомый на казнь, как преступник… Шел четвертый час ночи, а он еще не ложился спать. Тупая, ноющая боль в левом боку сосала гнетуще, как будто сжимал кто-то сердце…
В 9 часов вечера 27 февраля генерал Алексеев вызвал к аппарату Юза начальника штаба Северного фронта генерала Данилова, того самого, который так критически относился к Государю и не любил его, затаив личную обиду после раскассировки бывшего штаба Великого князя Николая Николаевича, когда генерал Данилов должен был покинуть свой пост.
— Юрий Никифорович, Государь Император повелел: генерал-адъютанта Иванова назначить главнокомандующим Петроградским военным округом; в его распоряжение возможно скорей отправить от войск Северного фронта в Петроград два кавалерийских полка, по возможности из находящихся в резерве 15-й дивизии, два пехотных полка из самых прочных, надежных, одну пулеметную команду Кольта для Георгиевского батальона, который едет из Ставки. Нужно назначить прочных генералов, так как, по-видимому, генерал Хабалов растерялся, и в распоряжение генерала Иванова нужно дать надежных, распорядительных и смелых помощников… Обстоятельства требуют скорого прибытия войск… Такой же силы наряд последует с Западного фронта, о чем я буду говорить с генералом Квецинским…
Прошло пять дней от начала бунта, как Ставка, выполняя волю Царя, наконец, сделала распоряжение о посылке войск для восстановления порядка. Петроград уже был во власти бунтовщиков. Бесславно закончило свое существование правительство; запасные полки перешли на сторону революции; мятежная Дума создала Временный комитет — бледное подобие власти; в Таврическом дворце водворился совет рабочих и солдатских депутатов. Можно было бы вспомнить некогда сказанные слова: «Промедление смерти безвозвратной подобно». Можно было бы вспомнить русскую былину о витязе на распутье.