Расплата за наивность

— Нет, работаю, — недовольно скользнув по Алке взглядом, он двинулся на кухню, где у него была импровизированная телемастерская. — Чего приперлась?

— Ты сама любезность, — фыркнула Алла. — Раз в месяц захожу, должен был соскучиться, а ты вроде как не рад?

— Ладно, не заводись, — примирительно протянул Серега. — Случилось что-то важное, раз моя несравненная почтила меня своим присутствием? Ведь так, я прав?

— Как всегда, — судорожно вздохнув и потупив глазки, Аллочка промямлила: — Сереженька, ты мне баксы не обменяешь?

— Сколько?

— Штуку.

Пауза после этой фразы грозила перерасти в немую сцену из благословенного произведения известного классика. Серега резко развернулся на своем стуле-вертушке и пригвоздил ее взглядом. Аллочка заерзала под этим взглядом.

— С ума сойти! Как растет благосостояние российских матерей-одиночек! Где ж ты банк сорвала, мышка ты моя? — Серега, напряженно прищурившись, смотрел на нее в упор. — Или на панель решила пойти на старости-то лет? Так на тебя там спросу нет, параметры твои далеки от мировых стандартов, да и чтобы срубить такую сумму, сколько трудиться-то надо, а?

— Помнится, не в столь далеком прошлом ты от моих стандартов был без ума, — съязвила Алла, — замуж даже звал, причем очень настойчиво и не раз.

Вот этого говорить не следовало, потому что лицо его приобрело землистый оттенок и он рявкнул что есть мочи:

— Где баксы взяла, тварь?! Говори!

— Нашла! И не ори на меня! Я не какая-нибудь там… — Алла шмыгнула носом и уткнула голову в грудь.

Надо сказать, Серега не переносил женских слез вообще, а ее слез не переносил особенно, сработало и на этот раз:

— Ладно, не обижайся, рассказывай, — примирительно буркнул он, — только не ври, потому как знаю я тебя не первый год, и когда ты начинаешь врать, знаю доподлинно, невзирая на твои честные очи, которые ты любишь лупить на меня при этом.

Еще раз всхлипнув для порядка и укоризненно глянув в его сторону, чтоб он почувствовал себя совсем виноватым, Алла начала свой рассказ, а заканчивая, выложила перед Серегой все вещдоки.

— Дела, — протянул он, поочередно беря в руки то один, то другой предмет. — Ты хоть понимаешь, во что опять влипла? У тебя мания какая-то притягивать к себе неприятности, как громоотвод какой-то.

— Сереж, ну обменяй денежки, а?

— Ты сказала штука, а тут десятки не хватает.

— А я перед магазином разменяла, у молодых каких-то, должна я была Стаську накормить сегодня или нет? У него скоро на макароны и картошку аллергия начнется.

— Нет, ну молодец, а! В банк она побоялась пойти, а на улице разменяла! Причем не у пожилого приличного мужчины, а выбрала молодых говнюков, которые завтра на тебя пальцем укажут и сдадут по чистой!

Серега замолчал и уставился куда-то вдаль, причем далью служила прокопченная стена над газовой плитой. При этом он не спеша раскачивался на своем любимом стуле, что было явным признаком глубоких размышлений.

Алка сидела ни жива ни мертва. Не потому, что чувствовала себя виноватой, а потому, что знала: когда Серега думает, мешать не смей, а думать он любил и умел, да так надумает, что сначала его умозаключения кажутся бредом, а время пройдет — и все по его будет.

Серегу она знала с детства, тот был закадычным дружком ее брата, непутевого Кольки. Стоит сказать, что непутевым брат стал не вдруг и не сразу. А способствовал этому ряд событий, причем таких уважительных, что, глядя на него, в очередной раз пьяного до умопомрачения, Алка вздыхала, но все прощала.

Серега всегда помогал другу, но вставить в его голову свои мозги не мог, да и вряд ли ему хотелось расставаться с ними. Привык!

Сколько себя помнила Алла, Серега ее любил, во всяком случае, до недавнего времени, а началось это еще со школы. Прибегут с тренировки, Колька начинал по кастрюлям шарить да на Аллу покрикивать: «Разогревай быстрее!», а Серега к стенке привалится, пялится на нее и улыбается — тихо так, нежно, с какой-то затаенной грустью в глазах. Поначалу она на него и не смотрела, но когда он начал оказывать ей внимание в виде вынесенного за нее мусорного ведра, шоколадки, которую тайком от Кольки совал ей в карман, или букетика подснежников, которые буквально отогревал из-под снега, то Алла призадумалась: с чего бы это такое отношение?

Братец не способствовал возникновению никаких симпатий ни с чьей стороны, наоборот, всегда стремился высмеять ее или лишний раз поиздеваться. Не так чтоб уж очень, но Алла обижалась до смерти, когда ей оставалось дочитать любимый роман, ну всего каких-то десять страниц, а он прятал его и ни за что не отдавал. Или соберутся с подругами на каток, а он из ботинок шнурки вытащит и гаденько так улыбается и плечами пожимает.

Вот и призадумалась Алла, а не извлечь ли выгоду из симпатий-то Серегиных, все лишний раз от Колькиных измывательств защита будет, и давай улыбаться ему в ответ. Надо сказать, что Серега умел защищать то, что любил и считал своим. С Колькой они пару раз подрались. От Аллы Колька отстал, но на друга злобу затаил. И если бы не его величество случай, то дружба их навсегда бы распалась.