Расплата (ЛП)

Дойдя до семьдесят второй улицы, они снова направились на восток. На полпути между Коламбус и Централ Парк Вест они зашли в подъезд, недавно отремонтированной малоэтажки. Дом номер тридцать девять. Женщина открыла дверь, и Дора перешла через дорогу, медленно прошла вдоль дома, не отрывая взгляда от окон. Уже смеркалось, значит свет в квартире должен быть выключен. И снова удача ей улыбнулась. Окна у женщины выходили на улицу, она увидела, как загорается свет на третьем этаже и успела разглядеть высокие белые потолки и цветы на подоконнике. Она отвернулась и пошла дальше, как ни в чём не бывало.

На Централ Парк Вест Дора повернула в ту сторону откуда пришла. Бросив взгляд на окна, она заметила, что в квартире уже опустили шторы. Сложно сказать какого цвета: тёмные, из плотного материала. Она зашла в пиццерию, попросила столик у окна и села лицом на восток, чтобы было видно вход в тридцать девятый дом через дорогу.

Заказала пармеджано с креветками, антипасту и бокал вина.

На часах было шесть тридцать пять.

Если ей опять повезёт, он не останется на ночь.

Тогда с этой будет легче всего. Даже легче и куда безопаснее, чем толкать цветущую блондинку Мэрибэт Чапмэн, брокера в Ширсоне, под поезд метро. А если кто-то и заметил, как её ладони легли на спину Мэрибэт, никто ничего не сказал. Может все были так потрясены последовавшим звуком, что не смогли отреагировать, даже если заметили влажное «плюх», будто одновременно лопнул огромный шар с водой и треснула ветка дерева. И фонтан красных брызг.

Легче чем с обеими предшественницами, потому что сначала он приводил их к себе в квартиру, а ей приходилось ждать, когда они останутся одни и следить, строить планы, узнавать их привычки. Где они живут, с кем видятся и куда ходят. А сейчас, сейчас ей просто нужно дождаться, пока он уйдёт. Тогда она без проблем сможет зайти и спросить насчёт него с журналом «Elle» в руках. Этот прекрасный аксессуар, внушающий доверие. Она опрятно и модно одета, от неё не исходит угрозы. А новенький двадцатисантиметровый нож тут как тут, в дипломате. Её она порежет немного иначе и ограбит, никакого сексуального подтекста. Никакой связи в глазах полиции, аккуратно и трагично.

Трагедия. Как любят это слово все телеведущие.

Младенец, выброшенный в мусорку, это трагедия. Подросток, убитый случайной пулей во время перестрелки между наркодиллерами, это трагедия. Деловая женщина на взлёте карьеры, упавшая под поезд метро, о, да, это тоже трагедия.

А вот и бред.

Для трагедии необходимо достоинство. Страдания, и тот, кто их испытывает, должны в какой-то степени быть выше, чем сама жизнь. Электры, Медеи, Лиры и Гамлеты. Нужно падать с большой высоты, переносить сильнейшую боль, нужно иметь в руках всё и всё потерять.

Взять хотя бы Говарда. Какая тут трагедия?

Хотя, на первый взгляд, можно и поспорить. Успешный юрист-консультант, да, очень успешный, а успех всегда подразумевает хоть капельку достоинства.

Как вдруг, два месяца назад умирает его мать. Печально.

А затем необъяснимые и никак не связанные смерти двух его пассий. Обеих пассий, появившихся у него после долгих пятилетних отношений с Дорой, которая чуть ли не шнурки ему грёбаные завязывала. Какая жалость.

A ведь будет ещё и третья.

Столько всего навалилось. Однако, это нельзя назвать трагедией.

Потому что Говард… Говард вообщем-то червяк, ничтожество. Ничтожество, способное свалить на неё неудачи в сексе, хотя это у него не было эрекции. Каким же надо быть ничтожеством, чтобы когда её сократили в банке, и ещё тридцать человек на минуточку, отреагировать обвинениями в том, что она, видите ли, недостаточно напористая, недостаточно пробивная.