Расплата

С мечтательной и грозной надеждой я смотрел на карту незалежной, на Одессу, на Киев. Из метрополии тем временем в теплые страны утекали потоки инвестбанкиров, дельцов разного ранга, шоуменов, общественных деятелей, воинствующих секс меньшинств. Они уезжали с детьми, женами, содержанками, секретаршами, собачками, контейнерами, заполненными английской мебелью, картинами Моне, дорогими нарядами и шипящими проклятиями. Уезжали журналисты, талантливые и продажные, такие же актеры московских театров, превращая свой личный побег в библейский исход. Бежали с истошными криками, с публичными отречениями, бросая на прощание «мне стыдно…». Бежали позорно и навсегда. Без лишнего шума бежали дети депутатов и сенаторов, чиновников разных рангов. Многие из них давно уже пустили корни в теплых комфортабельных странах, оставив своим властительным родителям поучать нас о любви к родине и подготавливать почву для мобилизации.

Кто остался — с тревожным ожиданием наблюдали за тем, как мир принимает непривычные невиданные формы. Усталость, опустошение от новостей, непонятная, но все сильнее осязаемая тревога, заполнили привычную пустоту.

И все же жизнь брала свое. Мирной бестолковой суетой вытеснялась тревога: искренняя радость от ни с того ни с сего укрепившегося рубля сменялась негодованием из-за взлетевших цен, необходимостью на перекладных добираться до любимых курортов, закрытием автосалонов, ограничениями по картам и счетам, вызванными многочисленными пакостями коллективного запада и наших урапатриотов.

Талантливо безбожно врал обаятельный действительный государственный советник первого класса с бесстыжими двухэтажными глазами (Ах, обмануть меня не трудно! Я сам обманываться рад). Появились законы о военной цензуре и старый, введенный еще римлянами, принцип cogitationis poenam nemo patitur отступил перед строгими лицами со следами распада.

В феврале на заседании совбеза в вылинявших от тихого отчаяния глазах главы внешней разведки, который с трудом унял дрожь в голосе при выражении верноподданических чувств, случилась такая непроходимая и бессмысленная тоска, такой ужасающий опустошающий страх от неуверенности, что умные подумали «Что-то у нас в Москве нехорошо».

В столичных ресторанах все еще пахло французскими духами, английским спиртным и терпким русским потом. В витринах магазинов продавщицы, красивые как куклы, тасовали бирки с ценниками. На Патриарших либеральная публика, та ее часть, которая решила остаться посмотреть на этот фарс (наша либеральная публика вообще склонна во всем видеть фарс, кроме, разумеется, случаев, когда ей самой хвост прищемят), с видом просвещенным толковала о грядущем социальном потрясении, о казахских визах и мастеркардах, о Бали. Вот какой невероятной жизнью жила страна летом 2022 года. А вы говорите, жизнь стала скучной!

19 АВГУСТА

10:30 утра. Благословенно утро! Наконец-то еду дальше на запад. Со мной в кабине Урала водитель и стрелок (стрелок переключает скорости!). В бронежилетах втроем в кабине Урала тесновато. Слева белеет полоска Азовского моря, справа желтеют поля подсолнечника и ржи, сменяются пыльными деревнями, разобранными блок постами, противотанковыми ежами из бетона и окопами. Земля местами выжжена, а из земли торчит оплавленная арматура.

Въехали в Мариуполь. Уже на подъезде к городу стали появляться разрушенные дома. Вид города превзошел самые мрачные ожидания. Целые пролеты многоэтажек разворочены снарядами и огнем. В некоторых районах нет ни одного целого здания и едва ли многие из этих инвалидов могут быть восстановлены. По городу водитель старается не сбавлять скорость. Показались трубы Азовстали. Циклопических масштабов завод! Выехали из города, повернули на север и оказались в стране золотой ржи, подсолнечника, бахчей и флажков минных полей на обочине. Горячие поля залиты ярким солнцем. Над полями промчался, склонив к земле рожь, короткий теплый ветер. Я попросил водителя остановиться у бахчей и купил у женщины два арбуза.

Через полчаса мы были в городе В. Первое впечатление — ошалеваешь! Сожжены не просто дома — целые улицы. В городе почти не видно гражданских, хотя мы приехали рано, до комендантского часа. По разбитым улицам бродят безмолвные растерянные собаки.

Наша база на окраине города. Раньше здесь были ангары обеспечения ВСУ и украинских нацбатальонов. В ангарах осталась трофейная украинская техника (два танка и две шилки), а прочее имущество, как мне пояснили, было разворовано до нас. Повсюду ящики из-под снарядов, патронов (хотите — наши, хотите — украинские), фрагменты формы ВСУ, остатки наших армейских пайков, бутылки, размокшие сигаретные пачки, стальные головки снарядов, куски шифера и битое стекло. Это мусор войны, который люди оставили на поле брани. И еще… этот запах мочи! С примесью пота, табака и нестираного солдатского белья. Густой терпкий запах прикончил романтическую неправду о войне, которую я впитывал из старых книг и фильмов.