Расплата

— Я любил этого парня, мистер Дюваль, — на безупречном английском языке произнес он. — Вы представить себе не можете, как я любил его. — Под взглядами затаивших дыхание полицейских он сделал три шага вперед и, не выпуская из рук фотографии, нагнулся и поднял лежавший у его ног кабель. — А он, знаете ли, предал меня, — сказал он высоким, каким-то безжизненным голосом, — позволил Бухиле сделать эти фотографии. Вот почему имам и де Медем смогли использовать меня. — Он указал на двух боевиков, лежавших среди обломков. — Вот для этого! Они все использовали меня! — Последние слова перешли в мучительные рыдания, безутешные, как у ребенка.

— Нет, Вадон, — покачал головой Билл, глядя на министра. Жестокая боль исказила его лицо. Он наклонил голову, слезы закапали ему на ноги. — Это не Ахмед. Он даже не знал. Это он отобрал у них фотографии. Они ведь и его использовали.

Вадон поднял голову, он смотрел на него, сквозь него и, казалось, ничего не слышал. До Билла дошло наконец: Вадон не мог понять ничего из того, что он говорил. Сломанная челюсть, разбитые, распухшие губы произносили нечто нечленораздельное. Вадон взглянул на кабель, зажатый в руке.

Билл попытался закричать, бросился к нему, но ноги его подкосились, и он упал.

Вадон, не меняясь в лице, открыл рот и затолкал искрящийся конец кабеля глубоко в горло.