— Прости, что в прошлый раз накинулась на тебя, — в конце концов заговорила она. — Ну, ты понимаешь… Сто лет тебя не видела, и вдруг ты входишь как ни в чем не бывало, с этой своей чертовской мальчишеской улыбкой. Я и взорвалась.
— Да ладно.
Они снова замолчали.
— Тебе нравятся космические пехотинцы? — спросил наконец он.
— Конечно. Они славные. Раз уж я не могла летать, ничего другого не оставалось, как воевать на земле. Я рада, что я с ними.
— Они чертовски жестокие ребята.
— Что ты имеешь в виду? Он заколебался.
— Смелее! — улыбнулась она.
— Я недавно разговаривал с четырьмя из них, одна была, между прочим, женщина. Они предлагали мне купить у них уши килратхов.
— И тебя от этого воротит. Немного грубовато, да?
— Мне всегда казалось, что мы сражаемся за человеческие принципы, а это просто какое-то средневековье. Я прямо обалдел. Килратхи способны на такое, но мы-то пока еще вроде бы играем по правилам: с уважением относимся к военнопленным, содержим их в приличных условиях, а гражданских вообще не трогаем. Черт, я рискнул своей карьерой именно ради того, чтобы не переходить эту границу, когда отказался выполнить прямой приказ уничтожить корабль килратхов с детьми и женщинами, которые просили у нас убежища. Я все еще верю в то, что можно воевать, не превращаясь в варваров.
— А что такое, черт возьми, вообще война? Вечеринка с чаем?
— Ты не согласна со мной?
— Для тебя война — не то, что для меня. Ты выполнил задание, отстрелялся и вернулся к своим чистым простыням, горячему трехразовому питанию и юной, очаровательной, только что из душа летчице с сияющими глазами, которая спит и видит, как бы согреть твою постель. — Она говорила взволнованно, гневно выстреливая в него словами.
— Что за чушь…
— Я участвовала в шестнадцати десантных высадках, — неожиданно глухо продолжала она. — Те, кто стали моими друзьями еще в первом походе, из третьего не вернулись. Мне повезло — я была ранена и не участвовала в нем. Никто не ожидал этого — предполагалось, что мы не встретим особого сопротивления. Десантный корабль рухнул на планету, и когда осела пыль, стало ясно, что его обломки расшвыряло в радиусе километра во все стороны.
Она показала на тонкий шрам, идущий от виска к уху. Он догадался, что это хирургический разрез, и не стал расспрашивать подробнее: ранение, по-видимому, было очень серьезным, раз хирургам пришлось ковыряться в ее мозгу.
— Это была обычная высадка — и столько потерять! И так каждый раз. Последняя, которую ты видел, была одной из самых легких. Потери составили всего десять процентов — просто шутка! Мы освобождали от килратхов четыре наших планеты. Если бы ты видел то, что я видела, ты тоже начал бы отрезать у них уши. Знаешь, как они обошлись с мирными жителями на Хосане? Я была там. Хочешь, расскажу о том, что килратхи сделали с женщинами и детьми?
Он лишь покачал головой, не в силах произнести ни слова. Килратхи засняли отдельные эпизоды учиненной ими резни и пыток, которым они подвергали людей; после сражения эти записи оказались в числе трофеев. От всего этого просто тошнило. И был еще один момент, связанный с Хосаном, который занозой сидел —у него в сердце.
На ее лице отразилось сочувствие.
— Прости, я совсем забыла, что твой брат был там.
— Ничего, — еле слышно сказал Ясон. — В письме говорилось, что он умер мгновенно.
— Да-да, — поспешно согласилась она. Иногда бывают вещи, за которые человек цепляется, просто чтобы сохранить душевное равновесие, даже если и подозревает, что они могут быть ложью. Письмо к матери Ясона, где описывалось, как героически погиб Джошуа, сраженный нейтронным взрывом, даже не успев ничего осознать и почувствовать, было именно таким. Ясон гнал от себя ужасную мысль о том, что, возможно, все могло быть совсем иначе — например, его брат мог быть живым захвачен в плен.
— Что эта война делает с нами? — грустно сказал он.
— Она делает нас убийцами, и мы преуспели в этом почти как килратхи. Может быть, когда-нибудь люди будут жить спокойной мирной жизнью, любить, растить детей и не знать страха. Они, наверное, смогут жить по тем принципам, о которых ты говорил. И самое забавное то, что они забудут о нас и, может быть, никогда не узнают, как близки мы были к тому, чтобы стать рабами, — печально закончила она, но тут же улыбнулась: — Но мы-то знаем об этом — о том, что мы сделали.
— Хотелось бы мне, чтобы все было иначе, сказал Ясон. — Я имею в виду нас с тобой.
Она покачала головой:
— Ты хотел воевать, правда? И я — тоже. Что-что, а это у космопехов гарантировано. —Она мягко засмеялась и заглянула в свой стакан, который вертела в пальцах. — Вот скажи, только честно. Если бы у тебя был выбор, если бы сейчас сюда вошел адмирал Толвин и сказал: «Ясон, я тебя отпускаю. Забирай свою подружку и отправляйся домой, но если ты так сделаешь, то никогда больше не будешь воевать». Как бы ты поступил?
— Не знаю…