Советская перестройка поставила перед руководством КПЧ острейший вопрос: как к ней отнестись? Полная лояльность, послушность КПЧ по отношению к КПСС исключала возможность какого-либо открытого несогласия с новой линией советского руководства. И в официальных документах ЦК КПЧ, и в выступлениях всех ее деятелей можно было слышать только согласие с советской перестройкой, ее одобрение. Одно время между чехословацкими лидерами возникло даже нечто вроде соревнования за степень признания советской перестройки. Стороны обвиняли друг друга в ее недостаточной поддержке.
Но это признание включало широкий спектр позиций – от сочувственного отношения к ней со стороны Гусака и понимания необходимости у Штроугала до чисто декларативного признания, но отвержения по существу у Биляка и Фойтика.
Промежуточную позицию занимал Якеш, который чувствовал необходимость экономических реформ и каких-то подвижек в общественных структурах, но в то же время считал неприемлемым для Чехословакии советский опыт развития гласности и идеологического плюрализма. Иными словами, он был за перестройку, но без демократизации и гласности. Постепенно этот спектр мнений стал проявляться все яснее.
Из общения с чехословацкими друзьями я вынес твердое мнение, что позиция полного или частичного неприятия перестройки была всецело продиктована синдромом 1968 года, который довлел над руководством страны и определял логику его поведения. И дело тут не только в том, что кто-то держался за кресло, а в том, что за два десятилетия после «пражской весны» руководящая элита, партийный и государственный актив впитали в кровь и в плоть идеологию отторжения любой иной модели общества, кроме той, которая вновь была насильственно восстановлена в этой стране после 1968 года.
Реалистическая оценка ситуации приводила к выводу: одномоментная перемена господствующей идеологии, руководства страны невозможна, в стране нет той общественной силы, опираясь на которую можно было бы ее осуществить. Да и мы не считали, что нужно и у себя в Советском Союзе все разом переворачивать.
Конечно, был выход, намеки на который нет-нет да и проскальзывали в рассуждениях некоторых чехословацких руководителей и к которому мы, отвергая какое-либо вмешательство со своей стороны в дела другой страны, все же проявляли определенный интерес. Он состоял в том, чтобы подвести черту под предшествующим развитием, не вдаваясь пока в его категорические оценки, констатировать, что обстановка в стране изменилась, встают новые задачи, и в связи с этим провозгласить курс на национальное примирение. Отменить сохраняющиеся ограничения для активных участников событий 1968 года. Призвать всех к конструктивной работе, раскрыть постепенно шлюзы для демократических процессов: либерализации режима и экономических реформ.
Но догматические фундаменталистские силы заблокировали своим глухим упорством возможность развертывания обновленческих процессов. Без каких-либо вопросов с нашей стороны чехословацкие коллеги стали усиленно разъяснять нам, что проблемы реабилитации участников событий 1968 года не существует, этот вопрос якобы давным-давно снят самой жизнью, что и меры-то тогда были приняты очень легкие, не задевшие сколько-нибудь серьезно права человека и не коснувшиеся сколько-нибудь значительных слоев общества, и т. д. Продолжалась та же линия словесного одобрения перестройки, а фактически торможение демократических процессов.
Между тем в широких слоях общества настроение было совсем другое. Авторитет перестройки поднялся на беспрецедентную высоту. И все это проявилось, причем спонтанно и неожиданно для чехословацкого руководства, во время визита Горбачева в Чехословакию, состоявшегося в апреле 1987 года.
Визит в Прагу готовился тщательнейшим образом. Особенно важно было выбрать правильную тональность и в официальных переговорах, и в контактах с населением, чтобы не усилить негативное отношение чехословацкого общества к своему руководству, но и не впасть в противоречие с преобладающими настроениями, которые нам были известны.
В Праге уже были вывешены флаги, портреты, подготовлено все для приема высокого гостя, когда было объявлено об отсрочке визита на два-три дня в связи с простудой Горбачева. Об этом я сообщил лично Гусаку. В западной прессе не обошлось без острот о «политической простуде» советского лидера, но все было именно так, как сообщалось.