По оценкам И.Гундарова [8] избыточная смертность в СССР (не РСФСР) в 1941–1945 гг. составила 26,4 млн человек, при дефиците рождений 10,9 млн человек – всего 37,5 миллиона демографических потерь, из которых не менее 30 приходится на РСФСР.
Революция небытия
Понеся в период с 1914 по 1945 гг. общие демографические потери около 50 млн человек, в том числе вследствие избыточной смертности – около 35 млн человек, Россия вступила в исторически уникальную пятидесятилетнюю полосу мирного развития. По модели Мальтуса, исходящей из естественного темпа удвоения населения около 25 лет, население России, в 1950 году составившее свыше 100 млн человек, к концу века должно было учетвериться, составив, соответственно, около 400 млн человек. Однако население, в течение всего послевоенного периода не испытавшее морового голода и других катастрофических процессов, составило к концу века менее 150 млн. Разница в 250 млн человек требует объяснений.
Первый, наиболее очевидный, источник дефицита населения – демографические последствия Отечественной войны, в результате которой около 15 млн женщин репродуктивного возраста остались вдовами. Уместно считать, что при этом каждая из них не родила 2-х детей, что привело к дефициту рождений в 30 млн человек, который, по меньшей мере, воспроизводился в последующих поколениях.
Однако, основной причиной резкого сокращения прироста населения стала так называемая «демографическая революция», или, говоря языком демографов, «второй демографический переход», связанный с урбанизацией, ломкой традиционной модели патриархальной семьи и введением в массовый обиход средств медицинского снижения рождаемости (аборты, контрацепция).
Как было отмечено выше, первой крупной страной, в которой произошла «демографическая революция», была Франция. На рубеже XIX века естественный прирост ее населения составлял 0,8 % в год против 1,5 % в год в России и Германии [5]. Следует отметить, что везде и всюду введение практики медицинского регулирования рождаемости вводилось с санкции правительства, после чего происходило устойчивое изменение социальных установок населения, делающее переход к малодетной семье практически необратимым. Попытки повысить рождаемость запретом на аборты ведут к соответствующему росту применения более эффективных средств контрацепции, в результате чего восстановления рождаемости до исходного уровня не происходит.
Второй демографический переход («демографическая революция») в России произошел довольно поздно: с середины 50-х годов, когда волевым решением в массовую практику были введены медицинские аборты.
В межвоенный период – между переписями населения 1926 и 1939 годов – прирост населения составил 1,2 % в год, что ниже уровня 1900 года всего на 0,3 % и объясняется военными потерями мужского населения. В 1926 году численность женского населения превысила численность мужского на 4,9 млн человек [9], что привело к снижению рождаемости на 15–20 %, т. е. на 0,2–0,3 % в год.
Непосредственной причиной решения Н.С.Хрущева о проведении политики медицинского сокращения рождаемости (о котором, кстати, известно крайне мало) стал жилищный кризис в городах, связанный с массовыми разрушениями жилого фонда во время войны и быстрой урбанизацией. Если в 1939 году городское население РСФСР составляло 36,3 млн чел., то в 1950 году оно выросло до 43,7 млн человек, а к 1960 г. – до 63,7 млн [11].
Массовая практика медицинского сокращения рождаемости позволила снизить остроту жилищного кризиса в городах, высвободить дополнительные трудовые ресурсы и повысить доходы на душу населения за счет сокращения количества иждивенцев на одного работника.
Снижение средней рождаемости в эти годы было сравнительно малозаметным за счет того, что в начале 50-х годов рождаемость была снижена за счет большого количества вдов репродуктивного возраста, которая компенсировалась большим количеством рождений у замужних женщин [10]. Однако к началу 60-х годов хрущевская демографическая политика привела к тому, что всего за десятилетие в городах, особенно в городах центральной России, наиболее типичной стала одно– или двухдетная семья при количестве абортов, превышающих количество рождений.
Перед центральной Россией внезапно встала угроза вымирания, причем вымирания в мирное время. Население национальных окраин продолжало расти, подпитываясь ресурсами центра.
Таким образом, демографическая стратегия Хрущева, так и не пересмотренная впоследствии, носила ярко выраженный неомальтузианский характер: достижение «гуляш-коммунизма» в 1980 году обеспечивалось не столько за счет роста производства, сколько за счет кардинальной экономии средств на воспроизводстве населения центральной России. Начиная с начала 60-х годов, нетто-коэффициент воспроизводства населения упал ниже единицы в городах, а с середины 60-х – и в целом по РСФСР. Опасные демографические тенденции списывались на вторую волну демографических последствий войны.