Расколотый Мир

Перекрывая обычный шум автокаров и кранов, с улицы раздались крики толпы, а громкоговорители в коридорах возвестили об очередной победе над Стволами в Барониях Дельты, и Лив так и не смогла придумать, что ответить. Просто не знала, как следует отвечать на этот вопрос. Но толстая маленькая монашка продолжала бесстрастно улыбаться, и Лив произнесла;

— Ах...

Вторая монахиня коснулась ее плеча:

— Ох, дорогая! — Она указала на коридор за стеклянными дверями. — Не ваш ли это большой слуга? Похоже, он попал в беду.

Это действительно был Магфрид. Он стоял снаружи, окруженный полудюжиной наседавших на него линейных, и кричал. Лив побежала, и ее каблучки зацокали по полу вестибюля. Нельзя было оставлять его там одного. Он не понимает, зачем нужно отвечать на вопросы или показывать документы. Эти линейные инстинктивно невзлюбили его, такого огромного и ущербного, думала Лив. Если бы не шум и не нервозность, она бы не выпустила его из виду.

Лив налегла на медленно вращающуюся дверь и закричала:

— Стойте! Прошу вас! Подождите!

И в этот миг Магфрид размахнулся и ударом кулака отправил одного из линейных в полет. Тут же заверещали свистки, и откуда ни возьмись набежало еще несколько дюжин «черных мундиров».

11. РАССЛЕДУЕТ МЛАДШИМ СМОТРЯЩИМ ЛАУРИ: КЛОАН ПОСЛЕ ПОЖАРА

Лаури отследил телеграфные донесения, поступавшие от тайных агентов из Гринбэнка, Клоана, Гузнэка, Фэйрсмита, Край-Света. Ничего интересного. Узнал множество подробностей о каждом городском попрошайке или заезжем купце. Разведал, чем занимается персонал Дома Скорби: рыщет по свету, собирает раненых, безумцев и умирающих и доставляет в госпиталь гнить, словно страдания несчастных — ценное топливо, которое можно продать, или пища для голодного Духа Дома Скорби... Но так и не нашел ничего полезного. Никаких признаков врага.

Передовой лагерь ждал, не понимая, как действовать дальше. До Лаури дошли слухи о том, что проводник Бэнкс написал в госпиталь, требуя, чтобы силам Линии предоставили полный доступ на территорию Дома Скорби, в ответ на что ему недвусмысленно пожелали сдохнуть. Тогда Лаури вручил Бэнксу меморандум, в котором призывал перейти к полномасштабной осаде госпиталя.

Младший смотрящий первого ранга Морнингсайд оказался против — насколько понимал Лаури, чисто из личной к нему неприязни. Бэнкс колебался. Он сказал Лаури:

— Поспешные действия хуже бездействия. Незачем спешить. Мы не имеем права на ошибку.

— Но, сэр, агенты не будут ждать. Они...

— Не заставляйте меня доносить на вас, Лаури.

Лаури отправил телеграмму со своим предложением в Кингстон. Ответа не последовало.

На всякий случай он телеграфировал в Кингстон и Ангелус, запросив список всех пассажиров Линии, направлявшихся на запад и заявивших о своем намерении посетить госпиталь. К его радости, всего пару часов спустя он получил в ответ длинный перечень имен и пунктов назначения: мистер Джозеф Д’Авиньон Третий, финансист, транзитом из Харроу-Кросса, направляется в Гринбэнк по делам; преподобный Эд Кирни, миссионер Улыбчивых; доктор Лисвет Альверхайзен, транзитом из Глорианы...

Лаури телеграфировал на станции точные инструкции того, как поступить с каждым пассажиром.

Подождал, надеясь получить в ответ похвалу за сообразительность.

Но вскоре один из стрелочников, рядовой первого класса Портис, заметил, что телеграф в Клоане подозрительно долго молчит.

— Твою же мать! — выругался Лаури.

Через несколько часов Клоан уже просто кишел линейными. Над городом, взбивая пепел, кружили, словно стервятники, два птицелета. Территорию охраняли люди Морнингсайда. В кабинет мэра Лаури ворвался без предупреждения и выпалил:

— Примите наши соболезнования в связи с произошедшей трагедией. Надеемся, вы окажете нам полное содействие.

Мэр Клоана отличался недюжинной силой, но только не большим умом. Он был главным землевладельцем города, хозяином гостиницы, юристом, судьей и проповедником. С обязанностями последнего он справлялся из рук вон плохо.

Население Клоана принадлежало к Улыбчивым. То была самая многочисленная и стойкая из всех сект, распространенных в небольших городах. Сторонники ее стремились к самосовершенствованию, уверяли в необходимости веры в собственные силы и жили по принципу «помоги себе сам». Лаури считал такие взгляды в лучшем случае чепухой, в худшем — богохульством и проявлением гордыни. Он представлял, как мэр, этот олух-здоровяк, понукаемый строптивой женой, каждые несколько месяцев выставляет себя на посмешище, собирая Кружок Самосовершенствования под своим руководством. Человек с сильным рукопожатием и обаятельной улыбкой мог здесь много чего достичь; в землях же Линии мэра сочли бы простофилей, которому даже уголь грести не доверишь.

Всех, кто не принадлежал к рядам Линии, Лаури в принципе ценил невысоко, но именно о мэре его мнение было особенно доблестным.

Лаури ничего не сказал. Он просто смотрел на сидевшего за столом напротив него непокорного болвана, даже позволил мэру повторить: