Расколотый Мир

— Он протянул мне обратно ножницы и зеркало, и пока я убирал их в футляр, вышел наружу. В одних кальсонах. Я последовал за ним. Снаружи нас ждала целая толпа. С почтением, разумеется. Но Генерал не ошибся насчет их требований. Многие принесли веревки. Не знаю, где они собирались найти дерево среди пустоши. «Если вы настаиваете, — сказал Генерал, — мы осудим его». Все было решено. С Генералом никто не спорил. Он провел нас к краю лагеря, где мы увидели дым приближающейся Линии в лучах закатного солнца. Расстояние между нею и нами стремительно сокращалось. Генерал приказал привести мальчишку. Тот сопротивлялся, но по приказу Генерала ему не чинили вреда. Мы кинули жребий и выбрали присяжных. У кого-то в рюкзаке нашлись «Комментарии к закону наших отцов» — не у вас ли, Ратледж, нет? — и мы руководствовались ими. Понимаете, преступления в наших лагерях совершались нечасто. Весьма нечасто. Мы рассадили присяжных на мешках с кормом. Вынесли факелы и масляные лампы, при свете которых Генерал мог читать «Комментарии». Быть судьей он наотрез отказался — ему не хотелось самому решать судьбу мальчугана. Поэтому судью мы тоже выбрали с помощью жребия. Кажется, им стал капеллан. Может, тогда и началась ваша карьера судьи, а, Ратледж? Я помню лицо мальчика в свете факелов. Мы допросили его и узнали, что он уже достаточно взрослый, чтобы предстать перед судом. Только так истощен, что многие принимали его за ребенка. Солнце клонилось к закату, а мы смотрели, как приближается дым. Мы видели, как из лагеря Линии в красное небо поднялись три черные точки, наблюдали, как они приближаются, потом услышали грохот лопастей — и поняли, что нас атакуют птицелеты. Но все же под пристальным взглядом Генерала мы продолжили суд. Выслушали свидетельские показания. Не было никаких сомнений в том, вправе ли мы судить мальчика. Даже в минуты, когда Линия наступала на нас, мы обязаны были это делать. Из принципа. Таким человеком был Генерал... Что случилось с мальчиком — если честно, я уже не припомню. Но как яростно сражался Генерал, когда заявились птицелеты! Когда наступило время забыть о законе и здравомыслии и взяться за ружье! Когда на нас обрушился свинец, газ и оглушительный грохот! И вот тут...

Но никто уже давно не слушал Мортона. Очевидно, все собравшиеся за столом, кроме Лив, уже много раз слышали эту историю. Мортон бубнил, погрузившись в воспоминания, а его молодая жена перегнулась через стол и забросала Лив вопросами: как выглядят дома внешнего мира? Каково это — жить в доме из камня или стекла? Каково это — носить шелк?

— А Улыбчивые? — встрял Уэйт. — Все так же занимаются своим благим делом?

— Полагаю, да, — ответила Лив. — Я о них слышала. Но я недолго пробыла в тех местах..

Уэйт кивнул и самодовольно улыбнулся.

— Что ж, если что узнаете — расскажите. А пока буду надеяться, что у наших все хорошо.

Мортон и Ратледж одобрительно зашептали, словно Уэйт сказал нечто чрезвычайно умное или смелое.

Доктор Брэдли расспрашивал Лив о медицине. У него обнаружилось абсолютно ложное представление о человеческом мозге, чему Лив ничуть не удивилась. Но он, несомненно, был прекрасным полевым врачом. Лив старалась не ставить его в неловкое положение, но ей это не вполне удавалось, и усач хмурился. Правая сторона его лица была сильно обожжена, отчего покраснела, вспухла и лоснилась. Глаза его были умными и пронзительно голубыми.

Молодая жена капитана Мортона налила гостям крепкой настойки с горьким вкусом полыни, наполнив ею гнутые жестяные кружкиргри рюмки и фарфоровую чашку со сбитыми краями — остальная посуда была сделана из полированного резного дерева. Алкоголь пили только мужчины — их жены, как и Лив, обходились водой. А вот Брэдли, пожалуй, употреблял не в меру.

— Генерал теперь под вашей опекой, доктор Брэдли?

Он не ответил. Лив говорила для него слишком быстро.

— Могу я увидеть его, Доктор Брэдли? Полагаю, мне удалось улучшить его состояние. Ему известно нечто очень важное, что-то в его воспоминаниях пугает Стволов. Возможно, нам удастся воспользоваться этим, чтобы защитить ваш город, доктор?

— Этот город не нуждается в помощи чужаков! — пролаял Брэдли.

На несколько секунд за столом воцарилась неловкая тишина, поэтому капитан Мортон предложил поднять еще один тост за Генерала, за его героизм, непоколебимое мужество, и, по-видимому, бессмертие. Ведь он так же бессмертен, как идеи, которые он отстаивал — о нет, по-прежнему отстаивает!

— Хотя, к сожалению, он уже не так велик, — вставил Пек-хэм. — Как и его идеи, от которых здесь никакого толку. Надеюсь, былая сила еще возвратится к ним.

Брэдли кивнул и пробормотал:

— Слушайте его. Он дело говорит.

Ратледж нахмурился.

Все мужчины выпили, кроме Уэйта, который, как и все Улыбчивые, был трезвенником.

И наконец, лишь после очередного тоста, Лив задали главный вопрос. Это сделал судья Ратледж:

— Ну, как там война? Докуда продвинулась Линия?

— До Кингстона, — ответила Лив. — Кингстон — самая западная станция. Но войска у них есть даже в Клоане.

— Где находится Кингстон, мэм? Где это -— Клоан?